непредсказуемы. Каждый раз Маша трепетала, полагая, что ласковая маска слетит с его лица и она опять получит взбучку, и все же заставляла себя обманываться надеждой, будто вот теперь-то он настоящий и все плохое позади. А то, что было… ну напился человек, с кем не бывает. Вот и сейчас муж был трезв, и потому никаких репрессий за неловкие объятия с незнакомым парнем не последовало. Только продлилось все недолго. Потому что тем же вечером состоялась очередная попойка, после которой Маша получила в живот и пролетела через всю комнату. А потом, когда он лежал на ней, содрогаясь в оргазме, она мельком подумала, что еще недавно, не на полу, а в постели, он был нежен и предупредителен, и она получала истинное удовольствие, от которого не осталось и следа…
Впрочем, следы как раз остались. Маша подумала, что Рита увидит эти синяки на руках и ногах, и покраснела, после чего стремительно перевела разговор.
– А в каких вы спектаклях играете?
Рита отодвинула в сторону тарелку. Маша заметила, что омлет остался почти нетронутым. Намазав тост маслом и джемом, Рита впилась в него зубами, отчего по ее рту потекла струйка джема.
– Боже, я как свинья, – ахнула она, схватила салфетку и принялась вытирать рот. – Что вы спросили, дорогая? А, спектакли… Последний год я выхожу в «Поминальной молитве». Вам не приходилось смотреть эту постановку? Очень советую. Это трагикомедия о жизни еврейской семьи. Очень… воздушная вещь, хотя и в мрачных тонах. Но одновременно и очень веселая, как сама жизнь. Я играю жену молочника Тевье – Голду. Хотя, надо признаться, я стала Голдой недавно, до того я выходила в этом же спектакле, но играла одну из дочерей Тевье – Хаву.
– Почему вы больше не Хава? – спросила Маша. Рита рассмеялась, и ее смех показался Маше неестественным.
– Так возраст, дорогая. В мои года играть восемнадцатилетнюю девочку как-то глупо. Нет, многие актрисы играли подростков, разменяв четвертый десяток, но я не решалась. Это смешно выглядит со стороны. Надо обладать невероятным талантом и неимоверным нахальством, чтобы в сорок лет убедить публику, что тебе – шестнадцать и ты все еще Золушка, в то время как ты в лучшем случае мачеха, а в худшем – тыква.
Маша рассмеялась, подняла взор и вздрогнула, увидев, как в столовую входит муж. Прежде чем окончательно испугаться, она сообразила: это не он, а всего лишь мужчина похожего телосложения, в примерно такой же белой майке и шортах, что у него. Мужчина мазнул по Маше беглым взглядом, но куда больше его интересовали мармиты с завтраком. Маша выдохнула и заметила, что Рита внимательно смотрит на нее.
– Вы странно реагируете на входящих, Маша, – сказала Рита.
– Почему странно?
– Ну, потому что весьма странно втягивать голову, как гусак, и дергаться, когда в дверях появляется любой голодный постоялец.
– Я думала, это муж, – пояснила Маша.
Рита криво улыбнулась:
– А кто у нас муж? Волшебник?
– Не совсем, – слабо улыбнулась Маша.
Рита