де Лонгви, в степняцкой одежде и босиком, сидел скрестив ноги возле юрты на кошме, курил и читал что-то с экрана дгирмиша. Его конь поднял голову и навострил уши. Барон, не отрываясь от чтения, помахал рукой с трубкой. На Блудницу упала гигантская тень, как будто дракон спикировал, но Тир не дрогнул, и мутант, который у Лонгвийца сходил за орла, пронёсся мимо, полный незамысловатой детской радости от собственной шутки.
«Казалось, ничего не предвещало беды», – пробормотал Тир, открывая колпак.
– Вылезай, – сказал Батпыртау.
– Добрый день, – сказал Лонгвиец.
Кострище было в стороне, и огонь там погас уже довольно давно: по углям лишь изредка пробегали алые всполохи. Тир сидел напротив Лонгвийца, не курил и не читал, просто ждал, что будет дальше. Барон де Лонгви, кстати, сегодня пугал гораздо меньше, чем десять лет назад. Правда, не потому, что Тир стал смелее, а потому, что какое-то заклинание вроде личины приглушало жуткое воздействие шефанго на психику. С какой вдруг радости такая деликатность? Или это для Степана?
Покосившись на улыбающегося начальника разведки, Тир подумал, что этого никакой шефанго не напугает.
Между тем на разделявшем их большом дастархане одно за другим появлялись блюда с пищей. С виду очень вкусной и совершенно нездоровой. Тир знал правила: сначала угощение, только потом все разговоры. Ещё он знал, что еду предлагают тем, кого не собираются убивать в ближайшее время. Ещё он знал…
Да. Вот об этом.
Лонгвиец взял верхнюю из стопки толстых лепёшек, разломил пополам и протянул ему половину. Молча.
Тир почувствовал себя одновременно Юрием Святым и Джеймсом Куком. Одного убили в ханской ставке, второго вообще папуасы съели – самая подходящая компания в данной ситуации.
Он взял предложенный кусок лепёшки и даже умудрился не выронить его, увидев сверкнувшие из-под чёрных губ клыки. Это была улыбка. Обычная кошмарная улыбка. Шефанго же не виноваты, что у них такие зубы.
– Я знаю, что первая встреча с Ильрисом оставила у тебя неприятные воспоминания, – заговорил Степан Батпыртау, когда с едой было покончено, а на дастархане воздвиглись кувшины с вином и водой, фрукты и сладости.
– Неприятные? – Тир взглянул на Лонгвийца. – Нет. Его милость и я всего лишь обозначили свою позицию в отношении друг друга.
– Можно сказать и так. Но сейчас, чтобы помочь тебе, нам нужно твоё полное доверие. А «позиция», которую вы «обозначили», – Батпыртау снова улыбнулся, как будто ему очень понравились эти два слова, – не позволяет говорить о доверии. Поэтому я должен кое-что показать тебе. Ты ведь умеешь смотреть, не так ли?
– Смотреть? А. Ну да.
– Тогда смотри.
На этот раз не было никакого «белого шума», и Тир легко окунулся в слои чужих эмоций. Он не знал толком, что ожидал увидеть. Наверное, рассчитывал в лучшем случае – на равнодушие. В конце концов, Лонгвиец хотел его убить, а Степан был саронтцем, у которых, по слухам, в крови неприятие «грязи», и то, что сейчас