не сварганишь!
– Это точно! – подхватил я графин с водкой и, налив по второй, потянулся к нему рюмкой: – Ну, будем!
– Обязательно будем, – опрокинул в себя Сенька содержимое рюмки.
Описывать Сеньку – только время терять. Все равно читатель вылепит его по образу и подобию своему. Помню, шел я как-то по Малой Калужской в сторону моего дома и увидел впереди двух стоявших у перехода девиц, по всем кондициям старшеклассниц, одна из которых как только я с ними поравнялся, возмущенно довела до сведения другой: «Представляешь, у меня выходила твердая четверка! Твердая четверка, б…дь!» Я замер на месте, потом повернулся и, глядя в возбужденно блестящие глаза на смазливом личике, спросил: «Девушка, а вы что-нибудь про Наташу Ростову слышали?» «Слышали! Была такая дура! И че?» – тут же ответила девица. «Нет, ничего, просто мимо проходил…» – смотрел я на нее с жалостью. «Ну, вот и ходи дальше!» Так что главное в персонаже – особые приметы. У Сеньки особых примет не было. Если только густая черная шевелюра, ну так это первое, что вы представили, услышав его фамилию.
– Как твоя книга поживает? – подтолкнул я Сеньку к самому для него заветному.
– Да поживает потихоньку, – задумчиво откликнулся Сенька, пережевывая казенный салат. – Знаешь, хорошая книга как яйцо Фаберже – ненастоящая, разукрашенная и несущая на себе отсвет жизни. Такую книгу написать очень трудно, очень. Писать – значит, чему-то удивляться. Нет удивления – нет текста. Вот почему люди с возрастом перестают писать. Нас же учили не как писать, а как писали и пишут другие. А для того чтобы писать, нужно иметь внутреннее чутье. Что-то вроде личной палаты мер и весов… Тут важно глядя на землю, видеть небеса, а нынешняя литература – это пределы скотного двора. Надо смотреть за горизонт, а они дальше околицы не видят, подножным кормом пробавляются. В настоящей книги важен не сюжет, а его отсутствие. И знаешь, что тут главное? Отречься от мысли, что ты несешь человечеству небывалое откровение! Все, нет больше откровений, кончились, дай бог с языком управиться! А они мне – он у тебя заковыристый! А я им: в литературе не бывает заковыристого языка, бывают незаковыристые читатели! В общем, слабоумие возраста не имеет, и если все время доказывать что ты не рыжий, можно однажды им и проснуться…
– Ну, тебе это не грозит… – улыбнулся я.
– Знаешь, что я тут для себя недавно открыл?
– Что? – отложил я вилку. – Да ты закусывай, закусывай! Ты же, наверное, прямо с работы? Раису-то предупредил?
– Естественно! Когда я у тебя, она спокойна. Они ведь с твоей Анькой так и перезваниваются!
– Анька про меня спрашивает?
– А чего про тебя спрашивать? Про тебя и так все известно: это же надо быть круглым дураком, чтобы потерять такую женщину!
– А про Варвару знает?
– Ну, ты же не запрещал про нее говорить! Не Райка, так кто-то другой шепнул бы!
– Да, верно. А что про ее мужика известно?
– Райке она ничего не говорит, а вот Вовка Кудряшев видел ее с одним типом