улыбается, не то что вечно хмурый отец) и вернулся взглядом к камышам, откуда по узким мосткам вышла Маруся – почти вернулась на берег, но нашла шаткое место, застыла босиком, на цыпочках, руками изобразила канатоходца, пытаясь успокоить доски перед тем, как спрыгнуть с мостков на траву. Дядя Андрей подал ей левую руку. Ладонь раскрыта, четыре пальца сомкнуты, большой отдельно, но не торчит в сторону бездельником, а устремлен вслед за другими к сердцу девушки.
– Давай, – приказала ладонь.
Волосы на лице разрешили Марусе смотреть только вниз. Там ужасные доски играли под её ногами, мечтали переломать ей пальчики, содрать кожу, исколоть занозами. Маруся как можно выше приподнялась на цыпочках, вытянулась до дрожи, улетела крестом под облака.
– Хватит. Давай руку, – теряя терпение, потребовала ладонь.
Доска прогнулась, отыграла вверх, и видны красные пятна. У Лизы иголки впились в живот, кулаки спрятались в рукава свитера и ледяные обручи сомкнулись на горле и плечах. Ладонь потеряла терпение, большой палец щелкнул замком вокруг запястья Маруси и перенёс девушку на траву. Прыгучая. Весёлая. Счастливая. Огненный лак на пальчиках целехонек.
– Может, Лиза захочет порыбачить? – дядя Андрей спрашивает через плечо Маруси, не отпуская ее руку.
– Да. Можно попробовать.
– Дон, к тебе гостья. Иди аккуратно, не бойся. Он за поворотом, в конце мостков.
Дон, невидимый за камышами, откликнулся. Рыбалка на самом деле уже закончена; на узких мостах не разминуться вдвоем, и Дон ждал, когда Маруся сойдёт на берег и можно будет спокойно смотать удочку, взять ведро и идти в дом хвалиться уловом. Видно, придется задержаться. Маруся не отняла руку, всё так же на цыпочках весело потянула Андрея к калитке. Оба босиком, с травы подхвачен белый пакет, а мокрое полотенце открыло бронзовые плечи, осталось воротником на шее. Лиза осторожно пошла по мосткам, но доски устойчивы, идти по ним не страшно.
– А вода холодная? А вы один купались? – пустила она камень вдогонку, целясь в спину Марусе.
– Вода просто лед, – защищая, вернул Андрей.
…
На террасе Тётя. С утра в светлом и длинном. У её ног верная черная свита, а взгляд мечется между Андреем и внучкой, никак не выберет, на ком остановиться.
– Доброе утро. Как спали?
– Доброе утро, дорогой. Спасибо. Маруся, не мучай кота.
– Он заслужил.
– Прекрати. Я тебя умоляю, прекрати… И найди себе сухую обувь. Рафа умывает детей. Надо начинать завтрак. Десятый час.
О скрытых тревогах
Завтрак на даче – дело стихийное, в гонг не бьют. Вокруг разделочного стола-острова собираются умытые и прочие, сидят по-утреннему скованные на высоких табуретах, отражаются в пятилитровом фарфоровом заварнике, путаются в названиях понаехавшей в вазочках, розетках, баночках-скляночках провинциальной