что лезвия слишком маленькие для того дела, которое предлагалось к исполнению. Лезвия были слишком маленькие, а сам рычаг, скорее всего, недостаточен, чтобы перекусить кость с первого раза. Было очевидно, что я не справлюсь такими щипцами. Даже если бы эта идиотская идея действительно захватила моё сознание, то это был неподходящий инструмент. Я не смог бы перекусить кость с первого удара, а на второй, третий и так далее у меня могло не хватить ни сил, ни решимости. Я был в ловушке.
С точки зрения логики самурая это был действительно неплохой выход. Я не мог появиться в клане без ребёнка, хотя привести его в этот дом и было моим приказом. Не мог появиться, так как моё появление было бы хуже, чем явление призрака. И стало бы напоминанием произошедшей трагедии. А появиться без ребёнка и без пальца, было ещё «куда ни шло». Сигэмото давал мне выход, но чтобы воспользоваться им, мне не хватало намерения и точного орудия.
– Я не предложил Вам чаю, – произнёс хозяин дома. – Ничто не может являться оправданием невежливого приёма. Я сам заварю его!
Он поднялся, и подошёл к низкому шкафчику красного дерева. Нехорошее чувство прошло внизу моего живота. Этот чай никак не входил в обычный этикет. Здесь было что-то не так. Теперь я не отделаюсь даже пальцем. А скорее всего, мне вообще не выбраться из этого дома. О бегстве не могло быть и речи, так как лицо самурая важнее жизни. Поединок также исключался, так как я был уверен, что он не даст мне ни единого повода. Он полностью управлял всеми ситуациями! Моё воображение послало мне неожиданную картину. Я увидел, как мы сначала пьём чай, я отрезаю палец, потом он разрубает ребёнка моего господина, а затем приказывает сварить из мальчика суп и заставляет меня есть его вместе с ним. Сигэмото повернулся ко мне. В его руках был маленький деревянный поднос с двумя чашечками, чайником и двумя плошками сухой заварки. Голосом он приказал кому-то в доме подать кипятка. Пить этот чай было нельзя! Сигэмото приблизился ко мне и опустился вместе с подносом. Я увидел сухую заварку. Что-то подобное я примерно и ожидал увидеть. Я никогда не видел, чтобы это заваривали в чай!
Это были неизвестные мне ингредиенты. Пока я разглядывал нечто отдалённо похожее на разноцветные сушёные водоросли, мой мозг непрерывно работал, а в моих висках стучала кровь. Я ещё успел взглянуть на женщину, которая несла термос. Моё состояние походило на сновидение. Все события в нём соединялись и разделялись. Женщина, Сигэмото, строго выговаривающий ей. Её безымянный палец замотан марлевым бинтом. Иероглифы на стене. Детский всхлип-вздох. Сухая заварка странного происхождения. Всё это слилось в цветной засасывающий водоворот. Сначала я пробовал в нём плыть, а затем течение подхватило меня и неудержимо понёсло куда-то в сторону и вверх с такой силой, что я понял, что нужно делать. Для нас, японцев, это самое важное. Нерешительность – вот наша беда! Но когда решение принято, японскому действию могут позавидовать другие народы.
Сэппуку[12] допускает помощника. Он нужен для того, чтобы довести её до конца. Ведь умереть от вспоротого живота не так-то просто. Квалификация помощника должна быть очень высокой. Он, находясь