некоторое время отец заметил меня и поднял ее.
– С тебя полпенни за представление, господин Зевака! – усмехнулся он. – Ты почему еще здесь, парень? Могу побиться об заклад на те же полпенни, ты хотел о чем-то спросить.
– А почему мы останавливаемся возле серовиков?
– Таков обычай, мой мальчик! – величественно ответил он, разведя руками. – И предрассудок. В любом случае это одно и то же. Мы останавливаемся потому, что камни приносят удачу, и потому, что всем приятно вдруг взять и остановиться на отдых.
Он помолчал.
– Я про них даже стишок знал. Как же там было-то?..
Как тягокамень, даже в наших снах,
Стоячий камень на пути стоит,
Все глубже в Фейе он тебя манит,
Ключ-камень путь откроет сквозь холмы
Туда, где что-то, что-то, что-то… мы.
Отец немного постоял, глядя в никуда и теребя нижнюю губу. Наконец он покачал головой.
– Нет, конец последней строчки забыл. Господи, до чего же я не люблю стихи! Как вообще можно запомнить слова, если они не положены на музыку?
Он сосредоточенно насупил брови, беззвучно повторяя слова про себя.
– А что такое «тягокамень»? – спросил я.
– Это старое название лоденников, – объяснила мать. – Кусочки звездного железа, которые притягивают к себе всякое другое железо. Я такой видела много лет назад, в собрании диковинок.
Она подняла взгляд на отца, который все что-то бубнил себе под нос:
– Мы же с тобой видели лоденник в Пелересине, да?
– А? Что? – Вопрос вывел его из задумчивости. – Ну да. В Пелересине.
Он снова подергал себя за губу и нахмурился.
– Сын мой, даже если ты все забудешь, помни одно. Поэт – это музыкант, который не умеет петь. Слова вынуждены искать путь к разуму человека прежде, чем добраться до сердца, а у многих людей разум – мишень прискорбно мелкая. Музыка же трогает сердце напрямую, независимо от того, насколько мелок или упрям разум слушателя.
Мать несколько неженственно фыркнула:
– Сноб! Ты просто стареешь. – Она театрально вздохнула. – На самом деле, в том-то вся и трагедия. Второе, что покидает человека – это его память.
Отец негодующе напыжился, но мать не обратила на него внимания и сказала мне:
– Кроме того, единственный обычай, который заставляет труппы останавливаться возле серовиков – это лень. Стишок должен был выглядеть как-то так:
Зимою ли, летом
Дорогой бреду,
Прилечь по дороге
Я повод найду,
Кто хочет лениться —
И камень сгодится!
Отец подошел к ней со спины, и глаза у него мрачно сверкнули.
– Старею? – вполголоса переспросил он, вновь принимаясь разминать ей плечи. – Женщина, я намерен тебе доказать, как ты не права!
Она лукаво улыбнулась:
– Сударь, я намерена вам это позволить!
Тут я счел за лучшее оставить их разбираться между собой и торопливо зашагал в сторону Бенова фургона, когда отец окликнул меня сзади:
– Ну что, гаммы завтра после обеда? И второй