ветер, – объяснил Катон, называя ветер по-гречески.
– О, Аргест! Скоро он стихнет, Марк Катон. В любой день может задуть Апарктий.
Апарктий, Аквилон – пассаты! Да, конечно! Сейчас середина октября по календарю, но на самом деле середина июля. Должен вот-вот показаться Сириус.
– Тогда, – сказал Катон, вздохнув с облегчением, – у нас нет необходимости злоупотреблять твоим гостеприимством, Филопемен.
На следующий день, в Октябрьские иды, на рассвете подули пассаты. Катон был занят проводами Корнелии Метеллы и трех ее кораблей. Он смотрел, как они отплывают, испытывая непривычные для себя теплые чувства. Она передала ему деньги, которые были при Помпее Великом. Двести талантов серебряных монет. Пять миллионов сестерциев!
Флот отплыл на третий день после того, как подули пассаты. Настроение у людей было лучше, чем в те дни, когда Помпей набирал их в свою огромную армию для гражданской войны. Большинству было под тридцать, несколько лет службы в Испании превратили их в опытных ветеранов, и это было очень ценное войско. Как и другие рядовые, они жили, мало что зная о жестокой борьбе между политическими фракциями Рима и о закрепившейся за Катоном славе сумасшедшего фанатика. Они считали его замечательным человеком – дружелюбным, веселым, отзывчивым. Такие эпитеты сильно удивили бы даже Фавония, если бы он узнал, что ими характеризуется его дорогой друг Марк Порций Катон. Солдаты от души приветствовали Секста Помпея и кидали жребий, чей корабль возьмет его на борт. Ибо Катон не хотел брать на свой флагман сына Помпея Великого. Луций Гратидий и два философа – такую компанию он еще мог вынести.
Катон стоял на полуюте, его корабль плыл во главе пятидесяти судов, покидающих бухту Паретония. Ветер надувал паруса, первая смена гребцов работала с энтузиазмом. Продовольствия было достаточно для двадцатидневного перехода. Двое из местных землевладельцев вырастили небывалый урожай нута под хорошими зимними дождями и достаточно пшеницы, чтобы накормить Паретоний. Они с удовольствием продали Катону большую часть нута. Увы, не бекона! Требуется италийский дубовый лес, полный желудей, чтобы разводить свиней, из которых получается отличный бекон. О, хоть бы в Киренаике нашелся кто-нибудь, занимающийся свиноводством! Соленая свинина все лучше, чем вообще никакой.
Пятисотмильный путь на запад, к Киренаике, занял восемь дней. Открытое море, не надо бояться ни мелей, ни рифов. Киренаика – огромный выступ на северном побережье Африки, подходящий ближе к Криту и Греции, чем ровная береговая линия между нею и Дельтой Нила.
Сначала они зашли в Херсонес – семь сбившихся в кучу домов, украшенных гирляндами рыбацких сетей. Луций Гратидий подплыл к берегу и узнал, что чуть дальше, всего в нескольких милях от деревушки, находится большое поселение Дарнис. Но слово «большое» на языке рыбаков вовсе не соответствовало римским представлениям. Дарнис оказался городком размерами с Паретоний. Там была вода, но из провизии – одна рыба. Восточная Киренаика. Плыть еще тысячу пятьсот миль.
Киренаика