Эрин Стюарт

Шрамы как крылья


Скачать книгу

если я понесу тебя?

      Пайпер кивает, и Гленн осторожно вынимает ее из кресла. Он несет Пайпер, держа ее под колени и под спину – совсем как меня после больницы, когда эта лестница казалась мне высотой с Эверест, – а подруга болтает в воздухе ярко-розовым гипсом.

      Следом я затаскиваю инвалидное кресло, и в моей комнате Гленн сажает в него Пайпер.

      – Ого, сколько Кенов и Барби! – восклицает Пайпер еще до того, как Гленн закрывает дверь в комнату. Куклы – огромная коллекция Сары – смотрят на нас из-за стеклянных дверей шкафа.

      – Это куклы моей двоюродной сестры.

      Пайпер пытается открыть дверцу, но та заперта.

      – Почему она не хранит их в своей комнате?

      – Это и есть ее комната. Точнее, была. Сара погибла при пожаре.

      Оставив попытки открыть шкаф, Пайпер берет пуанты.

      – Здесь все принадлежит ей?

      Я смотрю на покрывало с ярко-желтыми маргаритками, на полку с фотографиями танцевальной труппы Сары, на коробку с пуантами.

      – Многое. – Забрав у Пайпер пуанты, я кладу их на место. – Но это не проблема. Мои вещи все равно сгорели.

      Пайпер указывает на горизонтальную полоску обоев с выцветшими бабочками.

      – Ты бы хоть стены покрасила, что ли. А то живешь в комнате умершей девочки.

      Я пожимаю плечами. Бо́льшую часть времени мне все равно, что я живу в импровизированном мавзолее. Моей-то комнаты уже нет, а в этой хранятся воспоминания, которые не забрал огонь. Кровать, на которой мы спали вдвоем, когда я оставалась ночевать. Стол, за которым Сара безуспешно пыталась научить меня правилам макияжа. Да те же самые обои с бабочками – под пурпурным крылом одной из них мы мелко-мелко написали свои инициалы.

      – Это она? – Пайпер указывает на фотографию Сары в танцевальной юбке и с изящно поднятыми над головой руками.

      – Да.

      – Красивая.

      На фотографии длинные белокурые волосы Сары струятся по ее точеной, как у матери, фигуре. Кузина принадлежала к той породе девушек, которых хочется ненавидеть за их красоту, но не получается – такие они милые. Мы различались, как Барби деревенская и Барби городская – так называл нас Гленн, но нас объединяла любовь к выступлениям. В детстве каждое лето я таскалась за Сарой в танцевальный лагерь, а она терпела ради меня театральный. Во время ее концертов я всегда сидела в первом ряду, а она не пропустила ни одной моей премьеры.

      – Это ее или твой? – Пайпер указывает на большой, во всю стену, постер фильма «Лак для волос», который Кора купила на гаражной распродаже.

      – Мой. Я раньше участвовала в мюзиклах, – говорю я небрежным тоном, словно мои родители не были заядлыми театралами и я не выросла на бродвейских шоу.

      Это была другая жизнь, в которой внезапные танцы и счастливые финалы не только возможны, но и ожидаемы.

      Но в какой-то момент наступает миг прозрения, и ты осознаешь, что жизнь – не мюзикл.

      – А это ее или твой? – взяв с комода оплавленный колокольчик, спрашивает Пайпер.

      Некогда блестящий, теперь он покрыт с одного бока черно-зеленым нагаром, но, по мнению Гленна, это единственное, что можно было забрать с «места происшествия».