торгуйся – не торгуйся, всё одно переплатишь втридорога!
Она почти бегом вернулась на Кронверкский проспект, чуть не грудью остановила первого «ваньку» и покатила обратно. Мелькнула чёрная барашковая гладь реки, медленно ползущий по мосту трамвай, Марсово поле, пряничные маковки Спаса, но она не любовалась красотами залитой солнцем столицы, а лишь часто посматривала на крохотные наручные часики и время от времени нетерпеливо молотила маленьким кулачком по спине и так нахлёстывающего чаще обычного свою каурую извозчика.
На рынке она, приложив к лицу кружевной платок, чтобы не чувствовать тяжёлый парной запах убоины, прошла сразу к знакомому мяснику – здоровенному бородатому детине лет тридцати. Но возле того уже стоял покупатель, придирчиво разглядывая выложенные на прилавке пласты сала, свиные головы, голяшки и прочие съедобные части животных туш. Задумчиво почёсывая шкиперскую бородку, он время от времени справлялся о свежести понравившегося куска, получал неизменные уверения в том, что всё ещё вечером бегало, хрюкало или мычало, и продолжал исследовать ассортимент. Наконец, остановившись на куске самой дешёвой пупырчатой требухи, он расплатился, сунул свёрток подмышку и резко повернулся к выходу, налетев грудью на нетерпеливо мнущуюся рядом Зину.
– Ох, Зинаида Ильинична, – придержал покупатель за локоть пошатнувшуюся барышню. – Простите мою неуклюжесть.
Незнакомец приподнял шляпу, и выяснилось, что никакой он не незнакомец, а вовсе наоборот.
– Это вы мне извините, Николай Владимирович, сама виновата – уж больно я близко стояла.
Она высвободила руку, поправила чуть съехавшую шляпку и улыбнулась покупателю требухи:
– Давно вас не было видно. Всё плаваете?
– Моряки не плавают, сударыня, а ходят, – поклонился он в ответ.
– Капитан Нейман, – шутливо отсалютовала Зина.
– Пока лишь штурман, фройляйн Левина, – тоже тронул пальцами поля шляпы молодой человек. Видно было, что фразы эти звучат уже не в первый раз, служа дополнением к обычному приветствию.
Ещё раз поклонившись, Николай Владимирович развернулся и стал протискиваться к выходу, а Зина заняла его место перед прилавком.
Ткнув после недолгого изучения ассортимента рукой с платочком в понравившийся ей кусок, она снова зажала носик. Мясник одобрительно кивнул, ловко отхватил от указанного ей телячьего отруба почти половину, фунта этак на три, и обернул в коричневую бумагу. Не спрашивая согласия, моментально свернул из другого листа кулёк и закинул туда круг домашней колбасы.
– На пробу, Зинаида Ильинична, в угощение.
– Балуете вы меня, Тихон Савельевич, – улыбнувшись, присела в книксен Зина, а мясник радушно расплылся в ответной улыбке. Эта церемония повторялась во время каждой их встречи, добавляя к Зининому столу то копчёную грудинку, то кровяную колбасу, то малосолёную ветчину.
Мальчик –