безвозвратно, и этот же мир и выпадет ему впредь на долю».
А потом что-то тянет его на дно мертвым грузом, какие-то глупые и лицемерные самовнушения, увещевания: «Но он не рассуждал и десяти минут и тотчас решил, что бежать „невозможно“, что это будет почти малодушие, что пред ним стоят такие задачи, что не разрешить или по крайней мере не употребить всех сил к разрешению их он не имеет теперь никакого даже и права».
Так что же вменяет себе в вину Мышкин, в чем себя обвиняет? Едва ли Мышкин думает о малодушии или стоящих перед ним задачах по спасению отечества. Это не то. Это всё отговорки, самооправдание…
Наш человеколюбец думает… о СЕБЕ, о своем личном счастье. Он ищет его! На мой вопрос: «А что вы потащились на день рождения Настасьи Филипповны?», Мышкин ответил, что единственно хотел подвигнуть Настасью Филипповну не выходить замуж за Иволгина, который желает исключительно ее приданого! Вот только единственным ли желанием добра Барашковой руководствовался подсудимый? Может, и для себя чего-то хотели, подсудимый Мышкин? Зачем Настасье Филипповне выходить за Иволгина, если можно выйти… за вас! Вы же ее… возлюбили и деньги у вас имеются. «В вас все совершенство», трепетно говорит добрый князь Мышкин Настасье Филипповне. Нет, здесь доброта безграничная!
Итак, гражданин Мышкин ищет земного счастья и, как это часто случается в жизни, получает это счастье за счет неустроенности других людей. При этом Мышкин остро реагирует на лиц, мешающих его счастью. Вот Коля Иволгин признается Мышкину, что изменил отношение к брату, что увидел в нем хорошее… И что же гуманист Мышкин? А Мышкин говорит Коле: «Вы напрасно слишком жалеете брата». Что же стоит за этими словами? Ревность! Ревность! «Вы адски ревнуете Ганю к известной гордой девице!», – смеется Коля. Адски ревнует, адски!
А вот незадолго до разговора с Колей гражданин Келлер, намедни оплевавший Мышкина в известном фельетоне, смешавший его с грязью, приходивший выбивать с него деньги, с радостным пылом живописует перед Мышкиным свои низости, чуть ли не похваляясь ими. А Мышкин «занимает», по сути, дарит Келлеру деньги, и разве что в уста не целует, ибо Келлер счастью Мышкина с «известной гордой девицей» не мешает.
А Келлер еще и потешается над Мышкиным: «О, князь, как вы еще светло и невинно, даже, можно сказать, пастушески смотрите на жизнь!»; «О, князь, до какой степени вы еще, так сказать, по-швейцарски понимаете человека». Получив деньги, изгаляется: «Раньше двух недель за деньгами не приду». И ничего!
Когда Мышкин отвадил Настасью Филипповну от брака с Иволгиным, когда клеветал на Рогожина, делая безответственные заявления относительно будущих событий с участием этого человека, то, конечно же, руководствовался не только своими так называемыми идеалами. Скажу более: идеалами там и не пахло!
Мышкин говорит Аглае Епанчиной о Барашковой и Рогожине: «Я не верю в ее счастье с Рогожиным, хотя… одним словом, я не знаю, что бы я мог тут