плохо, и в дом меня занесли на руках.
– Ничего, – сказал Иван Прокопьевич, когда я очнулся, – Сейчас Антонина Григорьевна натрет тебя мазями, выпоит чайком. Даже доктора вызывать не будем. И так выздоровеешь.
– Еще бы, – проворчала тетушка, – Твой доктор ничего не смыслит в медицине. И вообще, не хочу больше видеть его в нашем доме. Что же тебя касается, дорогой, то ребенка ты больше не получишь ни за какие коврижки. Одного раза достаточно.
Дядюшка, пряча глаза, отошел от постели. Тетушка заняла его место, поднося на широком блюдце чашку с дымящимся чаем и вазочку меда.
– Давай-ка, дружок, выпей. Только мед ешь вприкуску, так пользы больше. Постой, я остужу тебе чай.
Антонина Григорьевна принялась дуть на ложечку, которой черпала из чашки горячий напиток, приговаривая при этом: «у сороки боли, у вороны боли, а у Стасика, заживи!» От ее слов, сказанных со всей простотой и естественностью, от ее теплого дыхания возле лица, мне сделалось так хорошо и беспечно, что пропало всякое желание выздоравливать и в ближайшее время покидать уютную постельку. Я, как рыбка в ласковом море, вольготно нежился в лучах ее теплого, душевного обаяния. Кажется в тот миг, я впервые понял, что такое женщина. Понял так же и то, в чем ее отличие от мужчины. Я грешным делом подумал, что если мне и придется жениться в далеком-предалеком будущем, то я непременно выберу себе в жены именно такую, похожую на Антонину Григорьевну, честную и добрую девушку. Наивный ребенок!
Наконец, я выпил чай, и тетушка, поправив одеяло, ушла. Я остался один в комнате. Впрочем, на сей раз она не закрыла дверь плотно, а оставила маленькую щелочку. Через нее я частично видел другую комнату.
Сон не шел. Из-за открытой двери до меня доносились слова странного и трагического во всех отношениях разговора. Говорил дядюшка.
– Ну, как ты не понимаешь, душечка! Эти сокровища – залог нашего благосостояния в будущем. Да, именно жемчуг, будь он неладен, а не заслуги перед Отечеством.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь! – отвечала тетушка, – Богатство, обретенное таким способом, не принесет пользы. Убийством беззащитных созданий ты берешь грех на душу. Ты будешь отвечать перед Господом. На Страшном Суде эти кролики будут твоими судьями.
– Не смеши меня, дорогая! Твой Страшный Суд – сказки для слабонервных. По-твоему получается, что если я за всю жизнь утопил сотню новорожденных котят, то эти котята на Суде поступят со мной точно так же?! Навряд ли! Мы живем один раз, и другой жизни не будет. На войне я видел много смертей, и скажу тебе честно: мертвецы не встают из могил и не жаждут отмщения. Божья тварь, после гибели, сначала становится похожа на окаменелый обрубок дерева, а потом на тряпичную куклу. А еще, рассказы о бессмертье души, для меня пустой звук. И наказаний за земные грехи я не видел. Не видел, чтобы кого-то пронзала молния.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив