путнику, умевшему изменять внешность и побывавшему на своем веку во многих странах, это не составило бы труда. Особенно учитывая, что были люди, которые обязались дождаться его в Антиохии, чтобы отвезти к его невесте Руфи, дочери Ашера бен Соломона. Но все же он пока оставался в Акре.
Мартину самому не совсем была ясна причина этой задержки. Себе он пояснял, что просто выжидает удобного случая, в действительности же ему вдруг стало любопытно, как дальше пойдут дела у крестоносцев. Христовы рыцари уже отбили у султана огромную портовую крепость Акру и готовились к дальнейшему походу, собираясь отвоевать Иерусалим. Они жаждали реванша за свое былое поражение, в котором Мартин сыграл не последнюю роль.
Вина за гибель владений крестоносцев в Палестине давно томила его душу. Мартин прятал ее глубоко в себе, но успокоения это не приносило. И вот теперь он вдруг подумал, что может случиться невероятное и эти отряды отчаянных храбрецов крестоносцев сумеют вернуть свои утраченные владения. Он хотя бы посмотрит, как у них это получится. А потом уедет. Мартин не собирался задерживаться долго, только на время… Это было не совсем благоразумно, а для него и вовсе опасно. Но Мартин, будучи всю жизнь расчетливым и предусмотрительным, ныне ощущал, как в нем словно что-то сорвалось. Чувство, не подвластное разуму, удержало его в Акре.
Пока ему ничего не угрожало. Выдав себя за жителя Аскалона Мартина Фиц-Годфри, он неплохо устроился в свите Иерусалимского короля Гвидо. Более того, он был на хорошем счету, носил звание капитана, обучал новых рекрутов, получал плату и мог преспокойно оставаться в резиденции Лузиньянов, не опасаясь, что здесь его разыщут тамплиеры Уильяма де Шампера. Брат Гвидо, коннетабль Амори де Лузиньян, особо покровительствовал мнимому Фиц-Годфри, порой даже обсуждал с ним дальнейшие планы. Именно Амори обратил внимание на то, что у командира отряда Лузиньянов нет достойного коня, и даже сам отправился с ним подобрать лошадь. Коней павших крестоносцев продавали с торгов в Акре, и Амори не поскупился, предложив капитану своего отряда выбрать скакуна, какого тот пожелает. Мартин же не раздумывал, когда в шеренге выставленных на продажу лошадей заметил своего саврасого. Эта масть не считалась благородной у рыцарских коней: светло-рыжий, почти песочный, с более светлым брюхом, но темным окрасом на спине, конь имел проходящую по хребту темную полосу – так называемый «ремень», намек на диких предков коня. Да и темные ноги имели некоторую полосатость, а грива и хвост, почти черные в массе, перемежались с бурыми и даже светлыми прядями. И все же конь был хорош – сильный, поджарый, с изящной длинной головой и крутой холкой.
– Вы уверены в своем выборе? – спросил Амори Мартина.
Тот не сомневался. Вновь получить обученного тобой преданного коня – разве не славно? Конечно, он не сказал об этом коннетаблю. Однако наблюдательный Лузиньян отметил, что саврасый сразу же потянулся к аскалонцу, даже стал выбивать копытами дробь, будто радуясь новому хозяину. Да и позже шел под ним, повинуясь