Хотелось бы бросить, но не могу! Вот что такое зависимость! Когда Миша бросил, стало негде взять, и я бросила!
Она помолчала и продолжила тем же медленным размеренным тоном:
– И возникает вопрос, как в одном со мною теле уживаются две особи? Одна умная, сильная, продвинутая женщина и этот неисправимый придурок!!! Это уже не женщина, не мать, не бабушка, а ничтожество. Что было, то было, здоровью вредила, за это расплачиваюсь до сих пор. Живет во мне умница и дура несусветная, за что теперь пред Богом каюсь. Но если бы мне мой любимый мужчина сказал, целовать курящую женщину, все равно, что целоваться с пепельницей, полной окурков, я бы немедля бросила, клянусь. Но он мне этого не говорил, он сам курил, все пальцы были желтые от дешевых бычков. И легкими был болен, но я не знала этого. Такая наша жизнь была. Безбожники, и этим сказано все.
Тринадцатое января.
Я так старательно убеждаю всех, а в первую очередь себя, что «ничего страшного». Я готовилась и молилась. Все случилось именно так, как я хотела и боялась. Мама, мамочка, моя единственная и необыкновенная, волшебная, светлая и веселая. Она ушла, и я держала ее за руку, целовала ее, молилась милосердному Богу. Она ушла тихо. Просто перестала дышать. Как же мне ее жаль! Я видела, как ей бывает больно. Рак, опухоль, онкология, метастазы выжгли ее изнутри. Персонаж с косой приходил за ней много раз, в любой из этих дней она реально могла умереть, но Бог сохранял ей жизнь, позволяя врачам и мне ей помочь. Возможно, для того чтобы произошла встреча со священником. Может, чтобы я успела погладить, прикоснуться к ней, проявить свою заботу и любовь. Может, чтобы она послушала свои стихи в больнице, когда я читала вслух. И однозначно, последнее время она жила, чтобы как можно больше написать. Ей так хотелось оставить о себе память у каждого.
Когда ей было плохо, она боялась спать. Боялась умереть во сне. Старалась вовремя принять меры, померять давление, выпить таблетку, растереть ноги, помазать спину. Вызвать скорую в конце концов. Встать и писать стихи! Говорить по телефону, говорить со мной, что-то слушать или рассказывать. В больнице были последние ее «публичные выступления», на которые тратились огромные силы. Насколько силен был ее дух! Я горжусь, преклоняюсь и восхищаюсь тобой, мама!
И вот в эту последнюю ночь… Как говорится, ничего не предвещало. Она разбудила меня телефонным звонком:
– Я, кажется, хочу на горшок.
– Держись за шею.
Мы привычно справились с этим делом, я все вымыла, поправила.
– Нога! Я не могу стать на нее, больно очень!
Губы опять белые, ей жарко, пот прошиб, слабость, а руки-ноги холодные. Неужели опять кровотечение? Три дня, как из больницы. Уложила ее на правый бок и стала растирать ногу, нагрела воды в бутылку-грелку. Она ойкала:
– Ой, больно, больно! Нога! Люба, я так боюсь, что меня парализует, и я не смогу встать на ноги. Боюсь спать. Проснусь, а ног не чувствую.
Я массировала, грела, растирала и говорю:
– Уже такое было с другой ногой. Мы справились.
Постепенно