Думается, так они и выглядели. Вот только найти себя почти никому из них при жизни не удалось. А мне не удастся и после смерти…»
Был, правда, у него еще один источник вдохновения – группа «Кино». Нет, не песни – их он знал все наизусть, и они ему порядком надоели еще несколько лет назад. Но воспоминания о них и обо всем, что было связано со старым русским роком. Когда-то где-то по паре раз встретившись и «набухавшись» с Цоем, БГ, Кинчевым, он сохранил об этих людях и их творчестве теплые воспоминания, обращался к которым до сих пор время от времени, словно припадая к живительному источнику. Особенно в этом ряду, конечно, выделялся Цой. Напоминанием о встречах с ним до сих пор в углу комнаты висели какие-то старые подписанные им афиши, плакаты с их общим кумиром, Брюсом Ли, выцветшая и вытертая кожаная куртка и нунчаки. Когда-нибудь, думал Алижан, напишет он портрет Цоя или даже – в соответствии с пожеланиями «вечно живого» – вырежет его из дерева. Когда-нибудь. Не сегодня.
Устав от шатаний между холстом, верстаком и окном, он упал на диван и открыл банку пива. Оно, как назло, кончалось – сосед-таксист должен был привезти еще, но чего-то все никак не вез. Алижан подумал вдруг, что не поиском себя пугает его отсутствие вдохновения этими августовскими днями. Пугает его дурное предчувствие. Вот только предчувствие чего?..
От мыслей подобного рода отвлек звук автомобильного гудка с улицы – приехал сосед, таксист Женя Ясинский. У него был домик рядом с избушкой Алижана, и он, бывая в центре города намного чаще своего соседа, помогал последнему с доставкой продуктов, угля, питьевой воды. Рассчитывался он с таксистом деньгами, полученными от продажи своих статей и художественных работ. Хватало впритык, но хватало – во многом свободный художник и не нуждался, семьи-то у него не было. Как и у таксиста – жена бросила его лет 10 назад, и с тех пор он жил в здешней глуши один, замкнувшись и попивая в одиночку. Звал иногда соседа, и тот соглашался разделить с ним будни рыбака, состоящие из «клёва» и «неклёва», сопровождаемых обильными возлияниями.
Услышав сигнал, Алижан вышел на улицу.
–Принимай товар, – Женя вышел из машины и открыл багажник, затягиваясь сигаретой.
Алик вытащил на свет Божий несколько коробок с консервами и пивом, пару бутылок коньяка, два пакета с овощами, хлебом и еще какой-то ерундой и сложил все это возле калитки. Краем уха услышал, что из колонок в старом «жигуленке» льется песня Макаревича.
–И как ты это дерьмо слушаешь? – поморщился «свободный художник».
–Ты же вроде русский рок любишь?.. – не понял его «тонкого намека» менее свободный таксист, давясь табачным дымом.
–Рок-да, но это – не рок. Это попса и политиканство, которого вовсе не было бы, если бы не протекция КГБ.
–Скажешь тоже. Он же бунтарь! – округлил глаза Ясинский.
–Это тебе так по телевизору говорили как раз те, кто его якобы «запрещал».
–Не пойму. А им-то тогда зачем он нужен был?
–В