вдруг стало очень страшно.
– Вы что же… Вы…меня подозреваете? – спросила я и не узнала собственного голоса.
Мент мучительно вздохнул и сказал немного другим тоном:
– Да расслабься, не подозреваю. Подозревал бы – по другому разговаривал.
И он снова посмотрел на часы.
– Тогда хоть бы кофе предложили. А еще лучше – сигарету… – не удержалась я.
Мент пристально посмотрел на меня и бросил на стол пачку «Кэмела».
– Тебе сколько – пятнадцать?
– Тринадцать. Но курить от этого не меньше хочется.
И я запустила пальцы в пачку, пока он не передумал.
– Тринадцать… – устало и задумчиво повторил Мент – Еб твою мать… И откуда ты такая взялась?
Кто? Я?…
Я
Я взялась из истерзанного болью влагалища женщины, на звонки которой сегодня стараюсь не отвечать (правда, она сама звонит раз в месяц и то не очень настойчиво). Случилось это в провинциальном украинском городе Сумы, в роддоме номер два, на улице Санаторной. Конечно, я не помню, как рождалась на свет (по – моему, все, кто говорят, что помнят – врут), зато я очень хорошо помню, что наступило потом.
Потом наступило счастье. Абсолютное, непрерывное, такое настоящее, что и представить себе нельзя было, что оно когда – нибудь может закончиться. Счастье состояло из слепящего солнца, запаха листвы, ярких связок рвущихся в небо воздушных шариков, неудержимого, как полет, бега по изумрудной траве, огромных снежных сугробов зимой, волшебных огней салюта в праздничном небе и – смеха, смеха, смеха… На всех детских фотографиях я улыбаюсь – широко и радостно, от уха до уха (может быть, поэтому сейчас я такая хмурая – отулыбалась на долгие годы вперед?)
У моего счастья было имя – Папа. Я даже не могу просто сказать, что любила его, это значило бы не сказать ничего. Он был центром мира, всем миром, частью меня (конечно же, наоборот – я была его маленькой частичкой!). Я осознавала, что в мире все в порядке, только когда сидела на его широких крепких плечах, или с замиранием сердца слушала сказки, которые он мне рассказывал, или обнимала его маленькими ручками, чувствуя родной до крика запах. С этим запахом вообще доходило до смешного – я отбирала его приготовленные для стирки футболки и прятала у себя в комнате – нюхала их, надевала на себя (они были огромными и сидели на мне, как широкие платья), засыпала в обнимку с ними. Мама ругала меня за это, но не сильно и как – то нехотя, словно для порядка (позже я поняла, что так оно и было).
Знаю, сейчас многие умники начнут говорить, что им все ясно, что психиатры давным- давно изучили это явление и даже придумали для него какое – нибудь мерзкое слово. Так вот, идите вы все в жопу. Никакая это была не психиатрия, и никакой не диагноз, а просто – огромные любовь и счастье маленькой девочки в городе Сумы. Тем более, я же не была дебилкой, нет – я ходила в садик, играла вместе с девочками в куклы и «секреты», лазила по деревьям и кормила бездомных котят. Жила, как все, одним словом. Что же шизофренического в том, что мир с первого дня подарил мне человека, прикасаясь к которому, я радостно задыхалась от добра и счастья?
Папа