меня, он на мгновение замер в неподвижности, глядя мне в лицо, потом поднялся и сделал шаг навстречу.
– Что вам угодно, прелестное дитя? – спросил он.
Голос изменил мне, я смогла только шагнуть к нему и, почти лишаясь чувств, упала на ковер.
Видя мою бледность и то, как меня колотит дрожь, он позвонил, призывая на помощь. Вошел лакей.
– Ей плохо! – закричал сэр Уильям. – Вы же видите, ей совсем плохо! Идите сюда, помогите мне!
Вдвоем они перенесли меня на канапе. При этом моя шляпа упала, и из-под нее хлынула волна волос.
Если бы я подстроила это нарочно из кокетства, и тогда не могло бы получиться лучше: у меня были несравненные волосы.
– Соль! Принесите нюхательную соль! – приказал сэр Уильям.
Лакей принес флакон, и лорд, присев возле меня и прислонив мою голову к своему плечу, поднес его к моему лицу.
Я открыла глаза, которые до последней минуты оставляла закрытыми не столько от слабости, сколько от страха.
– Ах, милорд, вы так добры! – прошептала я и соскользнула к его ногам.
Он смотрел на меня с возрастающим изумлением.
– Должно быть, мисс, вы собираетесь просить меня о чем-то неисполнимом, – сказал он, – если вы настолько сомневаетесь в моем согласии.
Я закрыла лицо руками и разрыдалась.
– О милорд, милорд, – проговорила я, не поднимая головы, – если бы вы только знали, кто перед вами!
– Так кто же вы?
– Та, что ненавистна вам более, чем кто-либо другой в этом мире, милорд.
– Я ни к кому не питаю ненависти, мисс, – возразил сэр Уильям.
– В таком случае я та, кого вы считаете самой презренной.
Он положил руку мне на голову и приподнял ее.
– Эмма Лайонна, – пробормотала я.
– Но это невозможно! – воскликнул он, отшатываясь. – Невозможно!
– Почему же, милорд?
– Немыслимо, чтобы это лицо было лицо падшей женщины!
– Ваш племянник, человек со столь благородным сердцем, никогда не сделал бы своей избранницей падшую женщину.
– Но как быть со всем тем, что я слышал о вас? Правда это или сплошные хитросплетения лжи?
– А что именно говорили вашей милости? Я готова со всей искренностью ответить на любые вопросы. Для того, кто оказался в моем положении, искренность – первейшая из добродетелей.
– Мне говорили, что ваша мать была служанкой на ферме, а вы сами пасли овец…
– Это правда, милорд.
– Потом вы стали прислугой в маленьком провинциальном городке…
– И это правда.
– Еще я слышал, что, приехав в Лондон, вы нашли приют в доме одного славного доктора, мистера Хоардена, который устроил вас на работу в ювелирный магазин, но ваши дурные наклонности вскоре побудили вас отказаться от этой скромной судьбы.
– Это также правда.
– Но дальше, конечно, начинается клевета: мне говорили, будто вы сделались любовницей сэра Джона Пейна, потом сэра Гарри Фезерсона…
Ни слова не говоря, я кивнула, признаваясь в истинности всего, что было