так и во всесоюзной прессе.
Одним из первых признал Богачинскую как поэта Андрей Вознесенский, дружба с которым длилась до последних дней. Поэт Андрей Вознесенский высоко оценивал поэзию Инны Богачинской и ставил ее в один ряд со «значимыми поэтическими фигурами русского зарубежья», такими как Ю. Кублановский, А. Цветков, В. Бетаки.
«Как все яркие дарования, она противостоит волне, то есть если мода на неоклассицизм, если мода на античные символы, на мраморную холодность в поэзии, то она остается всегда собой, – пишет Андрей Вознесенский в предисловии к поэтическому сборнику Богачинской «Репортаж из параллельного мира».
– Я бы сказал, что это московская школа поэзии, которая идет от Цветаевой, от красок, буйства, от энергии. И противостоит глянцу, холодности».
Творчество Инны Богачинской включено в программу преподавания современной литературы в Одесском национальном университете им. И. И. Мечникова и в Северо-Осетинском государственном университете имени К. Л. Хетагурова (г. Владикавказ). Изучению ее поэзии посвященo множество статей и докладов, представленных на научных конференциях. Литературовед Виктор Финкель посвятил творчеству Инны Богачинской одну из глав книги «Поэты рубежа», которая была издана в Филадельфии в 1999 году.
Статья о творчестве Богачинской включена и в «Словарь поэтов Русского Зарубежья», вышедший в Санкт-Петербурге в 1999 году. Составители словаря отмечают в поэзии Богачинской сочетание и «цветаевской невоздержанности чувств», и «северянинское упоение собою и жизнью вообще». «Ее язык изобилует словами из лексикона научно-технической интеллигенции и неологизмами, ее темы смелы, откровенны и драматичны». Вместе с тем, отмечают «страстную публицистичность, ощущение трагического неблагополучия времени в стихах Богачинской».
Я перелистываю страницы своей жизни. И ничего в них не понимаю. Как будто они – на иностранном языке. Вероятно, различные реальности и предполагают соответствующие языки.
Что стояло за всем этим? Сумею ли разобраться в изначальном чертеже? Ведь загадка замысла равна загадке воплощения. Хотя сам замысел так же отличается от воплощения, как сущность от всех её определений.
Возможно ли, например, определить звучание каждой ноты в аккорде? Многозвучие неопределимо. Как неопределим аромат какого-то одного цветка в букете. Или оскал волны в убегающем от горизонта прибое. Как неопределимы антенны раздетых веток, то сплетающихся, то отталкивающихся друг от друга, влекомых дирижёрскими вакханалиями ветра. И, конечно же, как неопределимы обороты души, не подчиняющиеся ничему, кроме всепоглощающей, неуправляемой энергии притяжения к свету и тьме.
Я зависаю на острие притяжения. Я всё время на чём-нибудь зависаю. Подо мной переговариваются страницы моей жизни. На какую упасть? Ведь всё равно я ничего в них не понимаю. Но желание прочесть себя в оригинале перевешивает. Хотя, конечно, без подстрочника мне не обойтись. Правда, найти желающих сделать его – ничего не стоит. Мне всегда