и что никто ей не звонил, переоделась в рабочее и спустилась в салон – «Шарм» располагался в том же доме, – а поздно вечером отбила и замариновала мясо, чтобы в первый майский день быть во всеоружии.
Человек, который держит в руке оголенный провод, не может его выпустить. Пока по нему идет ток, воля парализована. Так и несчастная, разрушающая личность любовь парализует волю, и это невозможно прекратить, даже когда понимаешь, что это необходимо ради сохранения жизни и психического здоровья. И бывает, что к тому времени, как ток перестает поступать и рука разжимается, от человека уже ничего не осталось. Именно такая любовь определила для Лимы ее судьбу.
Его звали Ян, он приехал в столицу из Пинска, «чтобы раскрутиться», и развил бешеную деятельность. Энергия из него так и хлестала – то ли из-за темперамента, то ли из-за недавнего развода с женой (многие флегматичные мужчины, сбросив с себя ярмо, первое время скачут козлами – от радости, потом это проходит). На фоне всеобщего обнищания его пухлый, крокодиловой кожи бумажник, ковбойские сапоги, отделанные серебром, и кожаная куртка цвета спелого граната смотрелись по-королевски. У юных девушек бытовало такое правило, что красавица не должна быть абы с кем, а должна составить красивую пару, чтобы парень был не только хорош собой, но и был выше нее на полголовы – это самое удачное. Обсуждалось это совершенно серьезно – словно подбор сумочки к туфлям. И так случилось, что Ян был самого подходящего роста.
Лима в ту пору работала парикмахером в мужском зале, было ей двадцать лет и, как уже было сказано, она была абсолютной русской красавицей в самом лучшем смысле. В хрущевской двушке она обитала с мамой, папой и котом, и когда импозантный Ян снял квартиру в центре Москвы и предложил ей жить вместе, это был большой соблазн. К тому же ей, любовавшейся в детстве героями сериала «Четыре танкиста и собака», очень импонировало не только его имя, но и внешнее сходство с властелином ее девичьих грёз. Родители были категорически против.
– У тебя с этим разведенным пшеком что… – отец мучительно подбирал слово и наконец с омерзением выговорил: – Роман?! Позор какой. Ладно бы какая замухрышка была, на которую больше никто не позарится, но тебе-то, красавице, он зачем?!
К тому же мать болела, и Лима нужна была дома – для помощи. Невозможность получить всё и сразу распаляла жениха еще сильнее. Он задаривал ее дорогими подарками и водил обедать в лучший, по мнению «пацанов», кабак.
Однажды даже свозил на Плещеево озеро. Больше всего ее тогда поразили не появившиеся как по волшебству шашлыки в придорожном кафе и даже не заморский ликер со вкусом пломбира, а абсолютно плоские берега. По улице шли, как по паркету, ничто не предвещало приближения самого водоема, и вдруг – дальше вода, ровная, словно зеркало. А в воде отражения всего, что располагается по берегам – на многие километры. Лима засыпала Яна