но
«…мама вставала рано…»
…мама вставала рано
свет за окошком странный
золу выгребала
каждое утро из поддувала
потом будила меня одевала
доставая из-под одеяла
умывала над цинковой ванной
включала радио с бодрой программой
звонким голосом: встаньте прямо
а в тарелке с каемочкой с кашей манной
тает масло а чай с душицею пряной
а потом вела в детский сад
и убегала улетала чтобы скорее прийти назад
взять на ручки надеть ботинки с рантами
смазать мои коленки зеленкой подуть на рану
воды напиться на улице из-под крана
нарисовать мне розу принцессу с бантами
включить пластинку на 78 про козу-дерезу про кощея
обещать что утро вечера обязательно мудренее…
умудренная эти странички листаю
провожаю взглядом синичек стаю
на окошке рисунок странный
мир огромный и многогранный
только ноет в зеленке рана
мама вставала рано
Колыбельная маме
Мама, мама, не болей,
Ветер ставни прикрывает,
Чтобы шорох тополей
Не будил тебя, родная.
Между небом и землей
Заблудились наши души,
Сердце ноет, руки – лед
От бессилья, как удушья.
Между вечностью и мной
Ты лежишь едва живая,
Теплым пледом, тишиной
Я тебя отогреваю.
Мы с тобой еще зимой
Поменялись вдруг ролями:
Ты теперь ребенок мой.
Над горами и полями,
Льется к Богу синева —
Все молитвы полукружьем.
Если мать твоя жива,
Значит, ты кому-то нужен.
Высоко
Мы летим высоко, высоко, высоко,
только я – в самолете,
а ты – за дождём,
еще выше —
в чертогах у Бога.
Говорим о любви,
о последнем осеннем тепле,
не спеша, обо всём
без печали, тоски и тревоги.
Помнишь, дикие тени
и шелест горящих свечей,
ты сидела и гладила мой отрастающий ёжик
все долгие ночи,
и растерянно так повторяла:
а мне-то зачем,
если ты, моя девочка,
жить в этом мире не хочешь?
Я молчу, я не буду о том,
как безумное эхо гудит от продрогшей капели,
на пустынной земле
сиротливо вздыхает наш дом,
где так много друг другу
сказать мы с тобой не успели…
«Какое жестокое время…»
Какое жестокое время:
прощания,
долгие проводы
(откликнитесь,
Лондон на проводе…),
и понимание,
что это —
навсегда.
Близкие люди нас покидают —
Снег на ладонях не тает, не тает.
И вот уже не докричаться,
не достучаться
и невозможно спросить
(кого ты хотел простить):
– Ты же любил её,
Да?
Маме
Я лечу над облаками
к маме, к маме,
к маме, к маме.
Прячу крылышки под зонт —
это сон.
До-ре, до-ре,
до-ре, до-ре,
до-ре-ми.
Как по клавишам, по нервам —
не реви.
День растрепанный, последний
у зимы.
Кто-то счастлив и хохочет,
ну, а мы?
Мы стоим пред образами —
темен, темен
темен лик.
Кто рисует, кто-то режет,
кто снимает
этот клип.
«Мама, я буду глазами твоими…»
Мама, я буду глазами твоими,
мы