и важность,
Отдираешь привычный крой,
И значительность, и бесстрастность.
И уже ты стоишь один
Посреди суетного мира,
Лишь собою самим судим,
Вдруг глаза потеплеют: «Ира».
Как ты живёшь? Без меня?
Обнимая другую. Незрима
Запечалю тебя, загрущу
И дождём простучу: «Ирина».
«Уезжаешь…»
Уезжаешь,
уезжаешь…
До зари
стынут губы,
никнут руки,
повтори
в дальней дали,
светлой дали,
в тишине
мое имя
лишь с собой
наедине.
Уезжаешь,
уезжаешь,
не молчи,
обмани меня,
что любишь
прошепчи.
Уезжаешь,
уезжаешь,
лишь в ночи
в светлом Храме
поминальном
две свечи.
«Ах, как он врал самозабвенно!..»
Ах, как он врал самозабвенно!
И бесхребетная душа
Ему поверила мгновенно,
От восхищенья не дыша,
Не понимая и не помня,
Что в круговерти бытия
Уже летели эти комья,
Грехом и радостью звеня.
Разинув рот, ему внимало
Толпы расплывшейся пятно,
И много было или мало
Не раздражало небо, но…
Глаза погасли, безголосый,
Вдруг прохрипел не для неё:
«Не верь мне, заплетая в косы
рассвет, раскаянье моё».
Ирине
В далёком Питере
В зеленом свитере
В гранитном логове
Брегов Невы
Прозрачным облаком,
Такая томная,
Мечтою Волонда
Плывёте Вы.
Ах, яркой просинью
В пространство осени
Кому-то бросили
Беглый взгляд.
И нотой звонкою
Улыбку тонкую —
Экспресс за окнами
Зажёг закат.
Цветами мокрыми
Тихонько вздрогнули
С глазами полными
Глухой тоски.
Как эхо дробное,
Междугородные,
Тревожат жёлтые
Лепестки.
«– Который час теперь?..»
– Который час теперь?
– Должно быть, осень.
Размыты стёкла проливным дождем.
Усталость губ
И глаз любимых просинь
Пронзительнее в мареве ночном.
– Который час теперь?
– Дрожат ресницы,
Мелькают тени завтрашнего дня,
И две звезды,
Как две большие птицы,
Дрожат в осенних отсветах огня.
– Который час?
Как беспокойный Фауст,
То удаляясь, то гремя, как гром,
Неверных слов, невыдержанных пауз
Безумное аллегро за окном.
«Ну зачем мне этот Лондон…»
Ну зачем мне