4-ое августа. 1853 год
В динамиках моего приемника раздавались какие-то странные песнопения.
– Застыли в янтаре грядущие столетия…
Понятны и легки другие времена…
голос имел какой-то странный акцент, я такого еще ни разу не слышал, такое исполнение придавало этой песне приятную на слух необычность.
– На утренней заре смущенно наши дети,
Однажды повторят другие имена…
я невольно заслушался.
– …Им наш безумный век не даст заснуть спокойно,
Мы связаны одной разлучницей судьбой,
Но в гуле синагог и звоне колоколен,
Они еще не раз помянут нас с тобой…
Меня прервал встревоженный голос Меломана.
– Ты его тоже слышишь, или это только мой глюк?
– Да, – ответил я, стараясь, чтоб мой ответ звучал как можно спокойнее.
– И, что ты об этом думаешь?
– Хорошо поет.
– Саня я серьезно, я уже пытался по этому каналу связаться с этим певцом.
– И как?
– А ни как, ноль ампер, но это голос именно пилота Коршуна.
– Вить, а может его передатчик работать только в одном направлении? – осенило меня.
– Конечно, скорее всего, именно так и есть, но меня интересует, чё нам дальше делать?
– Просто подлетим ближе и помашем ему ручкой, ты ведь и сам знаешь, что мы по-другому просто не можем поступить. А вдруг он ранен или неисправен флугер? Как думаешь, на сколько времени у него хватит воздуха, а мы ведь даже не знаем, сколько он тут висит. Если федерация узнает о том, что мы его тут бросили, нас просто лишат возможности пилотирования до конца наших дней или еще того хуже в каталажку упрячут, а мне бы этого очень не хотелось.
– Да ты, конечно же, прав, но все как-то…
Виктор не договорил. Признаться, я и сам был не в восторге от того, что нам предстояло сделать. Но действительно по общепланетному соглашению мы не могли просто пролететь мимо и это действительно чревато последствиями. Любой космический корабль был обязан предпринять решительные действия при получении сигнала бедствия или при попадании в ситуацию, подобную нашей. По этому мы двинулись на встречу неизвестности. По дороге я связался с Альбиной, в краткой форме обрисовал сложившуюся ситуацию и попросил выдвинуться к нам. Все это время в эфире продолжала звучать тихая и очень грустная песня неизвестного певца.
– Ты – слезы глаз моих, ты – губ моих улыбка,
Нечаянный разрыв в цепочке неудач,
Ты пела о любви, неведомой мне скрипкой,
Даст бог и у тебя появится скрипач…
Аля с Димкой подлетели к Коршуну одновременно с нами. Я остановил свою машину на расстоянии около трех метров от флугера найденного нами грустного певца, и заглянул в его кабину. Он откинулся на спинку своего кресла и, заложив руки за голову, продолжал напевать.
– Когда-нибудь зима закончится в апреле,
Погаснут белых гор седые миражи,
Пусть