громкое холодное шипение, которое так и хотелось назвать «ядовитым».
– Ах, ты!..
Некромант круто развернулся. Мелькнула глефа, разрубая колючую преграду; впереди высился пологий холм, окружённый, словно челюсть мертвеца, торчащими заострёнными камнями-менгирами, образующими неправильный круг. На вершине самого холма резко и неприятно белел плоский монолит, и на нём неподвижно застыла человеческая фигурка, закутанная в серый плащ.
Некромант замер, досадливо выдохнул. За спиной трещали кусты – почтенный рыцарь Блайс махнул рукой на все доблести своего ордена. Чего он так испугался-то внезапно? Приехал-то сюда один, да и с тем костецом дрался, пощады не просил, труса не праздновал…
Шипение раздалось вновь, холодное, торжествующее. Некромант крутанул глефу над головой, словно боевой шест, лезвия сверкнули, ближайший менгир брызнул каменной крошкой.
– С-с-сшшшы-ы-ы!
Над покосившимися древними столпами взмыла стремительная крылатая тень, метнулась рваным изгибом, словно летучая мышь. Глефа ударила вновь, снесла верхушку менгира, рой острых осколков встретил крылатую тварь в воздухе, словно туча стрел, пронзал её насквозь; камешки вспыхивали, по тёмному летучему силуэту расползались дыры с тлеющими кармином краями. Тень конвульсивно дёрнулась, косо рухнула в заросли, забилась там, затрепыхалась, однако некромант на неё уже не смотрел.
Потому что над завёрнутой в серый плащ фигуркой уже нависало нечто – всё составленное словно из изломанных невероятным образом человеческих рук и ног, обтянутых посиневшей мертвецкой кожей.
– Драуг… драугрот [2]… – выдохнул некромант.
Это куда хуже, чем слыгх.
Тварь почувствовала его взгляд, вскинулась; Фесс заметил мумифицированную головку ребёнка, вперившую в него взор горящих жёлтым огнём буркал. В следующий миг он уже прыгнул влево, перекатываясь через плечо, глефа с шипением резала воздух.
Если он что и понимал в здешних мертвяках, так это одно простое правило: на драуга дуром не лезь.
Завёрнутая в серый плащ фигурка на жертвеннике забилась, задёргалась, что-то сдавленно замычала.
Драуг принял решение мгновенно. Растянулся в неимоверно длинном прыжке, перемахнул древний камень, ринулся вниз по склону прямо на некроманта.
Хаотично смешанные и вырастающие друг из друга руконоги вдруг развернулись, из скрюченных пальцев полезли изогнутые когти, жёлто-коричневые, словно старая жжёная кость.
Мертвяк промахнулся самую малость; противник его отшатнулся, извернулся, рубанул. Стальной лепесток чиркнул по неживой затвердевшей плоти, оставил на ней багряный тлеющий след – алое посреди угольно-чёрного.
Нагие ступни с загибающимися полусгнившими ногтями упёрлись в землю, руки судорожно хватали-месили воздух, а крошечная голова младенца, вся усохшая, с провалившимися щеками, распахнула чёрный провал беззубого рта и заверещала.
Над дальним краем кромлеха, над острыми вершинами менгиров вновь поднялась чёрная тень, чернее окружающего мрака. Летела