мы те, что имеют некую особенность, характерность, оригинальность. Таковым было и её лицо – светлое, доброе, мягкое и приветливое, с весёлой родинкой-изюминкой.
Мама порывисто поднялась навстречу женщине, сжала на груди руки, сбивчиво рассказала о моих «странностях», попросила, чтобы меня «посмотрели», жаловалась, что не знает, что со мной делать. Женщина внимательно и спокойно выслушала сбивчивый рассказ и сказала:
– Не волнуйтесь, мы с удовольствием её «посмотрим».
Родители остались в вестибюле, а меня повели в небольшую комнату, где было холодно и сыро: в школе отопительный сезон, как и во всём городе, ещё не начался. Я осмотрелась: два шкафа, два пианино, стулья, доска, как в классе, – вот и вся обстановка. За инструментом сидели двое: девочка моего возраста и женщина с грустными глазами и добрым миловидным лицом, которое обнимали мягкие чёрные локоны. Девчонка хлюпала носом, сопела, хмурилась и упрямо, напористо, настойчиво долбила по клавишам. Женщина терпеливо кивала в такт музыке. Заслышав нас, обе обернулись. Моя спутница обратилась к коллеге:
– Софья Михайловна, проверьте, пожалуйста, музыкальные способности девочки, – она мягко опустила руки мне на плечи.
Миловидная женщина поманила меня к себе. Обладая бойким нравом, я смело подошла и посмотрела ей в глаза. Она ласково улыбнулась и попросила пропеть ноту, которую сыграет. Ерунда! Я повторила точь-в-точь.
– Неплохо! – похвалила она, потом развернула меня спиной к инструменту, нажала на клавишу и попросила отыскать её.
Шесть раз я коснулась холодных клавиш пальцем. Двумя первыми касаниями сузила поиск, потом, идя по ходу, остановилась на нужной ноте. Я шлёпнула по клавише несколько раз, чтобы убедиться самой и убедить окружающих. Этот трюк Софья Михайловна проделала со мной несколько раз, и каждый раз на поиски уходило меньше времени.
Потом она попросила меня спеть песенку и станцевать под её мотив. Вот тут я пустила в ход всё своё воображение. Сама я не танцевала, танцевали мои руки. Они взмывали и опускались, выписывая при этом захватывающие виражи. Софья Михайловна, глядя на моё самовыражение, весело улыбалась, и это меня ещё больше распаляло. Я стала внимательнее слушать мотив мелодии, и руки послушно следовали за мной: точка, вверх вместе с музыкой и вниз за ней, в стороны за разрастающимся звуком и в точку за угасающим мотивом. Всё – музыка стихла, я остановилась. Женщины весело рассмеялись, девочка за фортепиано смахнула повисшую соплю и тоже рассмеялась, демонстрируя рот, опустевший на передние зубы. Со мной делали что-то ещё, но я смутно помню это. После длительного обсуждения меня и моих родителей обрадовали известием: со следующей недели я становлюсь ученицей двух школ, одна из которых – музыкальная.
Staccato[8]
В Пензенской музыкальной школе, старейшей музыкальной школе России, я проучилась семь лет. Я посещала фортепианное отделение, уроки сольфеджио, занятия по музыкальной литературе и вокал. Столкнувшись