вернуться, потому что была беременна и знала, что Гасан уничтожит мой мир, если узнает об этом.
Мунтадира забила дрожь.
– Это невозможно. У него нет способностей к исцелению. Каве не привез бы его в Дэвабад. И Джамшид… Джамшид бы сказал мне!
– Ах, то есть сначала мы не знали его имя, а теперь, оказывается, вы были настолько близки, что он поделился бы с тобой своей самой опасной тайной? – Гнев наконец прорвался сквозь холодный фасад Манижи. – Джамшид понятия не имеет, кто он такой. Мне пришлось заблокировать его дар, лишить наследия, чтобы из него не сделали невольника при лазарете, как из меня в свое время. И рассказываю я это тебе только потому, что ты сейчас ясно дал понять, как много для тебя значит семья… и должен знать, что я пойду буквально на все, чтобы защитить сына.
Мучительная гримаса перекосило лицо Мунтадира.
– Я не знаю, где Джамшид. Ваджед вывез его из города. Его хотели оставить своего рода заложником…
– Заложником? – перебили Манижа. – Ты позволил использовать спасителя твоей жизни в качестве заложника?
Дара едва мог смотреть на Мунтадира – чувство глубокой вины, исходившее от эмира, оказалось слишком знакомо.
– Да, – прошелестел Мунтадир, и в его хриплом голосе звучало раскаяние. – Я пошел к отцу, но опоздал. Он был уже мертв.
– А если бы не яд, лишивший Гасана жизни, что тогда? – подтолкнула Манижа. – На что ты готов был пойти?
Мунтадир крепко зажмурился, пытаясь дышать сквозь боль, сжимая обеими руками древко стрелы, все еще торчащее у него из ноги.
– Не знаю. Али захватил Цитадель. Я хотел попытаться уговорить отца, настоять на том, чтобы он отпустил Джамшида и Нари…
– А если бы он этого не сделал?
Его ресницы влажно блеснули. Его слова, когда он снова заговорил, были едва слышны:
– Я бы встал на сторону Ализейда.
– Я тебе не верю, – заявила Манижа. – Ты, доблестный сын Ам-Гезиры, предал бы родного отца, чтобы спасти жизнь Дэва?
Мунтадир открыл налитые кровью глаза. Они были полны боли.
– Да.
Манижа не сводила с эмира глаз.
– Ты его любишь. Джамшида.
Дара почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
Мунтадир выглядел совершенно разбитым. Его дыхание участилось, плечи затряслись.
– Да, – выпалил он снова.
Манижа присела на корточки. Дара не смел шелохнуться, потрясенный поворотом в разговоре. Создатель, как Манижа узнала о Мунтадире с Джамшидом? Даже Каве не хотел, чтобы она знала!
Она продолжала говорить:
– Мы оба знаем, как предан твоему отцу был Ваджед. Говорят, он буквально воспитывал Ализейда как собственного сына. – Она помолчала. – Как по-твоему, что Ваджед и его подданные – славные гезирские воины – сделают с Джамшидом, когда узнают, что их король, их любимый принц и все их сородичи погибли якобы от рук Каве?
Несмотря на свое враждебное отношение к Кахтани, Даре было тошно видеть панику, медленно проступающую на лице Мунтадира. Он слишком хорошо понимал, что