назвал. – В ней закипала ярость как на саму себя, так и на Али. Зачем она тратит время, уговаривая какого-то упертого принца джиннов оставаться с ней?
«Потому что ты хочешь, чтобы он был рядом», – раздался насмешливый и жестокий голос в ее голове. Потому что Нари не хотела жить в Египте одинокой, самоотверженной врачевательницей. Она хотела пить невкусный чай и листать книги вместе с тем, кто так хорошо ее знал. Она хотела полноценную жизнь, хотела друга.
Нари могла обойтись без Али. Она просто не хотела.
И это делало его слабостью. Нари слышала это слово голосом Низрин, голосом Гасана, голосом Манижи: Али был ее слабостью, как и все они, весь Дэвабад. Следовало и там продолжать жить так, как она всегда жила в Египте. Не привязываясь, не мечтая о больнице и о лучшем будущем. Просто выживать.
Небо резко потемнело, солнце ушло за пирамиды. Шелест речного транспорта и городской шум наполнили ее сердце нежностью. Все это вдруг показалось таким хрупким, что ей захотелось прижать Каир к груди и никогда не отпускать.
– Забудь, – заявила она. – Я не собираюсь тут распинаться, в который раз спасая тебя от самого себя. Хочешь умереть в Дэвабаде? Хорошо. Только без меня.
Нари развернулась, собираясь оставить его одного на крыше, но он бросился за ней вдогонку.
– Нари, она же придет за печатью…
Она оглянулась. Это была ошибка. Потому что умоляющий взгляд Али запал в тот уголок ее сердца, который Нари хотела в себе раздавить.
Поэтому она раздавила его.
– Тогда я рада, что отдала ее тебе.
Нари трясло от гнева, когда она убегала из ханаки. К черту Ализейда аль-Кахтани и его идеализм. К черту Дэвабад, обреченный, отравленный город, которому она пыталась помочь. В Великом храме уже было достаточно алтарей, посвященных Нахидам, принявшим мученическую смерть. Нари не собиралась пополнять их ряды.
Она не вернулась в аптеку. Пусть сначала вернется Али, соберет вещи и отправится в свое бессмысленное путешествие по Нилу. Может, когда он будет умирать от голода, заблудившись на берегах какого-нибудь безвестного ручья, он поймет, что нужно было к ней прислушаться.
И она ушла гулять по городу. Не вдоль берега реки, а в глубь людных каирских улиц, ведущих к холмам, через кварталы мигрантов. Нари не хотела покоя, к которому склонял полноводный Нил, приглашая к тихому созерцанию. Она хотела отвлечься на шумную человеческую жизнь и суету: детские игры и сплетни соседей. Обычную жизнь, которой она могла бы жить последние пять лет, но оказалась пешкой в опасных политических играх кучки мстительных, воинственных джиннов. Она шла, не обращая внимания на то, куда идет, в глубине души надеясь, что заблудится настолько, что к тому времени, как она доберется до дома Якуба, Али уже уйдет, и последнее звено, связующее ее с волшебным миром, будет разорвано.
И все же, несмотря на желание оторваться от этого этапа своей жизни, Нари не удивилась, когда ноги принесли ее туда, где все и началось.
Пустой удел, где она проводила зар, оставался