вы! Какая там жена… – отмахивался Бурлаков, весь еще во власти приятных воспоминаний. – Жене разве такие подарки делают, какие он делал?
– Какие же? – с любопытством спрашиваю я.
– Ну, к примеру, золотое кольцо с камнями, каждое по два карата, не меньше. Старинной работы. Камушки, как ягодки, на стебельке висят. Неслыханной красоты кольцо, уверяю вас.
– Ух ты… – восхищенно вздыхаю я.
– А внутри, значит, надпись изобразил, – увлеченно продолжает Бурлаков.
– Как сейчас помню: «Галочке от М.3. на всю жизнь».
Второй факт, который стоит не меньше первого!
– Ну вот видите? – говорю я. – «…на всю жизнь». Выходит, все-таки жена она ему.
Бурлаков с откровенной иронией смотрит на меня.
– Эх, молодой человек, что вы понимаете? – вздыхает он. – Да если хотите знать, он эту Галочку уже бросил, говорят. Вот вам и «на всю жизнь».
Но я чувствую, что он доволен, и не только сладкими воспоминаниями о красивой Галине Остаповне, но и тем, что так ловко увел разговор в сторону от опасной темы всяких там злоупотреблений и махинаций в тихую заводь любовных утех. И я пока его иллюзии не разрушаю. Кстати, факт его собственного знакомства с Галиной Кочергой нам тоже может пригодиться. Об этом он, конечно, не догадывается.
– А вы-то память о себе ей тоже, небось, оставили? – лукаво спрашиваю я. – Не утерпели? Тем более, если не жена.
– Куда мне, старику!.. – машет рукой Бурлаков.
Он закуривает новую сигарету и блаженно откидывается на спинку кресла.
Но тут вдруг до него, видимо, доходит, что он, пожалуй, уж слишком расписал свои связи с Зурихом, и неожиданно резко заявляет:
– Да и с какой, собственно, стати мне ей чего-то дарить? Люди, в общем-то, посторонние, незнакомые даже.
Глазки его наливаются холодом и теперь смотрят на меня отчужденно и даже подозрительно. Я понимаю, что лирическая часть разговора окончена, и пожимаю плечами.
– Вообще-то верно, – соглашаюсь я и уже деловым тоном спрашиваю. – Не помните, где Зурих тогда работал?
– А черт его знает, где этот прохвост работал. Разве все упомнишь?
– Недавно с ним в Москве большая неприятность случилась, – говорю я.
– Это какая же? – настороженно интересуется Бурлаков.
– В гостинице его обокрали.
– Вот те раз! – не очень искусно демонстрирует удивление Бурлаков. – Скажи на милость.
Ему, конечно, все это давно известно, возможно, даже не только от Веры Михайловны.
Я чувствую, что больше ничего от Бурлакова не узнаю. Он уже отгородился от меня и, возможно, даже казнит себя сейчас за болтливость.
Глава 7
Сестренок не выбирают
Поздний вечер. Я все еще сижу у Кузьмича. Он по привычке утюжит ладонью свою седую макушку и, хмурясь, говорит:
– Что значит «исчез»? Что это еще за чепуха такая?
Он сердит и встревожен. Я это прекрасно вижу. И я встревожен не меньше его, даже больше. И сердит тоже.
– Все-таки