будто голова набита гигроскопической ватой и ее стягивают жилы толщиной в руку, которые трутся друг о друга, гремят.
Анна открывает глаза. Больничная палата.
Пытается пошевелить ногами, они как парализованные – этакая пожилая женщина, страдающая ревматизмом. Больно, но Анна приподнимает колено, затем другое, теперь, когда она смогла распрямить ноги, можно немного передохнуть. Она медленно поворачивает голову, чтобы ее почувствовать: голова весит тонну, пальцы с шинами напоминают клешни краба, к тому же грязные. Картина немного спутанная: дверь в туалет в торговой галерее, поток крови, выстрелы, сирена «скорой помощи», дурман, лицо рентгенолога и откуда-то из-за его спины голос медицинской сестры: «Да что с ней такое сделали?» Она не в силах бороться с нахлынувшими переживаниями, но старается сдержать слезы, глубоко дышит: нужно держать себя в руках, нужно оставаться в сознании.
А это значит встать на ноги, жить.
Анна откидывает простыню, ставит на пол сначала одну ногу, потом другую. Вокруг все кружится, и она на мгновение застывает на краешке кровати, чтобы вернуть себе равновесие, упирается ногами в пол, встает, нет, опять нужно сесть, теперь она ощущает настоящую боль во всем теле, болит спина, плечи, ключица… Ее просто перемололи, она восстанавливает дыхание, снова опирается на ноги, встает, если можно так сказать, потому что должна держаться за край ночного столика.
Напротив дверь туалета. Анна, как скалолаз, переходит от одной опоры к другой, от подголовника кровати к ночному столику, потом к ручке двери в ванную и, наконец, к зеркалу. Господи, да неужели это она?
На сей раз она не может справиться с рыданиями. Синяки на скулах, кровоподтеки, выбитые зубы… И рана на левой щеке, скула сломана, а сколько швов…
Что с ней сделали?
Анна хватается за край раковины, чтобы не упасть.
– Почему вы не в постели?
Она оборачивается, теряет сознание, так что медсестра едва успевает ее подхватить и уложить на пол ванной. Потом она пробует ее поднять, выглядывает в коридор:
– Флоранс, можешь мне помочь?
15 часов 40 минут
Камиль, широко шагая, нервно идет впереди, Луи – за ним. В нескольких сантиметрах позади – именно такое расстояние между ним и Верховеном является результатом разумного соотношения уважения и близости. Только Луи способен на столь тонкие комбинации.
Как бы Камиль ни торопился, о чем бы ни думал, он машинально поднимает глаза на дома, стоящие вдоль улицы Фландрен. Архитектура времен барона Османна, дома, почерневшие от дыма, таких больше нигде не увидишь, только в этом квартале. Взгляд Камиля упирается в линию балконов, поддерживаемых с обеих сторон монументальными атлантами, набедренные повязки которых плохо скрывают их мужское возбуждение. Под каждым балконом устремляют свои взоры в небеса кариатиды с угрожающе полной грудью. Вернее, в небеса устремлены соски из грудей, у самих же кариатид притворно добродетельный взгляд томных глаз – как у женщин, которые уверены в производимом ими впечатлении.
Камиль не снижает скорости,