порты и хромовые сапоги. Волосы на голове были жирно смазаны лампадным маслом и тщательно расчесаны на пробор. Русая борода аккуратно подстрижена в кружок. Могучая, сибирского склада фигура Порфирия, казалось, излучала какую-то особую энергию, доставляя ему внутреннюю радость, сравнимую, пожалуй, лишь с радостью молодой матери, кормящей грудью своего первенца. Баню Порфирий всегда готовил с большой охотой и банный день почитал лучше престольного праздника. Потоптавшись на месте, он собрался было уходить, но потом снова поклонился и с явно сибирским акцентом проговорил:
– Барин, ежели ещё что надо, так мы это самое… того…
Запутавшись в собственных словах, Порфирий смутился и замолчал.
Артамон Савельевич посмотрел на банщика и улыбнулся. В голове промелькнула мысль: «Молодец, Порфирий. Дело свое знает и любит. Таких становится все меньше. Каждый норовит лишь поесть, да поспать, а на дело ему наплевать. Пример тому – Прошка. Все делает из-под палки. Вот и сейчас сидит, наверное, на кухне и зад свой греет».
Артамон Савельевич с добротой посмотрел на Порфирия и сказал:
– Хорошо, братец, иди. Да скажи Прохору, что бы он встретил боярина Хватова на улице и немедля доложил мне.
Часы пробили двенадцать. Иван Данилович, пригревшись у печки, задремал. В наступившей тишине вдруг с улицы отчетливо послышался звон бубенцов. Артамон Савельевич быстро встал и направился к парадному подъезду. В коридоре на него чуть не налетел кучер Прохор. Он с трудом остановился и хриплым голосом испуганно закричал:
– Барин, гость приехали! На тройке с бубенцами!
– Сам слышу, не глухой. Летишь как угорелый!
Прошка попятился назад, прижался к стене и вытянулся как солдат на строевом плацу. В голове промелькнуло: «Выстегает барин, ей-богу, порку устроит!» Но Артамон Савельевич прошел мимо, вышел на крыльцо и сразу попал в медвежьи объятья Алексея. Друзья трижды, по русскому обычаю, обнялись и расцеловались, а потом долго ещё тискали друг друга, рассматривая в упор.
Крупный, высокого роста, в собольей шубе и красивой шапке из голубого песца, воевода, несмотря на свою молодость, выглядел знатным вельможей. На обеих его руках сверкали крупные, особой восточной чеканки, золотые кольца и серебряные перстни с удивительной вязью и чернением. Весь вид воеводы говорил о том, что за эти годы он весьма преуспел в богатстве.
– Рад, очень рад видеть тебя, Алёша, – взволнованно говорил Артамон Савельевич, приглашая друга в дом.
В гостиной Алексея обнял и крепко расцеловал Иван Данилович. Дружески похлопывая по плечу, он с восторгом сказал:
– Слава Богу, выглядишь ты, Алексеюшка, молодцом. Красив, косая сажень в плечах. Многое про тебя и твои дела сказывал мне боярин Морозов. Жаль, что сегодня у нас его не будет. Просил тебе кланяться, вспоминал свое вынужденное житье-бытье в ваших северных краях и долгие беседы в дождливые осенние вечера.
– А что случилось, здоров ли Борис Иванович? – удивленно спросил Хватов.
– Здоров-то, здоров, но сильно озабочен одним делом, – уклончиво ответил старик. – При встрече, думаю,