просто кивнула.
– Я надеюсь, тебе здесь будет хорошо…
Она внимательно посмотрела на меня:
– Лиз, я больше не могу молчать. Ты приехала в ужасном состоянии. Вся в холодном поту, глаза воспалённые, ввалившиеся. Такие тени под ними, черные-черные. Мы тебя сразу положили спать, и ты спала сутки. Ночью кричала жутко, я тебя будила, поила водой с валосердином, ты пила, засыпала и опять кричала. О каких-то чудовищах, которые преследуют. О том, чтобы Генрих оставил тебя в покое. Кстати, кто такой этот ужасный Генрих?
– Уже никто, – махнула я рукой. – Очень надеюсь, что уже никто.
– Ладно, допустим… Ты потеряла телефон и попросила никому, даже твоему папе и мужу не сообщать, что ты у нас. Вздрагиваешь и боишься чужих людей. Забиваешься в самый дальний угол, когда соседи заходят в наш двор. Лиза?!
– Это социофобия, – пролепетала я. – Просто такая болезнь. Нервы. Несколько дней в тишине и спокойствии – всё пройдёт.
Я не хотела ничего скрывать от Теи. Просто… Просто всё ещё не хотела перекладывать на неё груз своих проблем. Мне хватит нескольких дней. Я никогда не говорила Владу о Тее и Алексе. А если он не найдёт мои следы, то даже смогу перезимовать тут. Тогда всё и расскажу. Позже.
– Понимаешь, – я пыталась быть убедительной. – Когда ко мне подходит незнакомый человек, меня охватывает страх: он не настоящий. Что это какое-то чудовище, которое влезло в симпатичную оболочку. Особенно я боюсь незнакомых мужчин. Когда ко мне обращается кто-то чужой, меня пробивает холодный пот, руки и ноги становятся ватными, горло перехватывает спазм. Да не смотри на меня так! Сама понимаю, что это полная чушь, с чудовищем. Глупость полная. Но что я могу с этим поделать?
– А как ты вообще сюда добралась? В таком-то состоянии…
Билет я брала по интернету. Один раз, не помню, где именно, мне стало очень плохо. Может, в самолёте, может, на улице. Даже, кажется, потеряла сознание. Кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырём, я очнулась. Но лица вокруг сливались в одно серое пятно, не знаю, кто это был. В смысле, кто привёл меня в чувство. Я просто шла, шла, шла дальше. Куда-то садилась, кому-то показывала билеты, паспорт. На каком-то автомате. Вообще плохо помню, как добралась.
Только как забилась в самый дальний угол электрички. После мучительного шума аэропорта наслаждалась пустотой: два или три человека сидели где-то очень далеко, на другом конце вагона. Натянутые нервы, видимо, расслабились, стало болезненно сонно. И, засыпая, я смотрела в окно сквозь ослепительное солнце. На непривычные взгляду пальмы, ютившиеся по склонам гор городки, белые арки и мосты, на голубую полосу уже осеннего моря. А в голове как заезженная пластинка крутилось:
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в провинции, у моря…
Ком давил. Давил, давил горло…
И я всматривалась в эту прекрасную солнечную даль, все ещё надеясь, что он не послал своих демонов вслед за мной…
Тея вздохнула:
– Ладно, не буду пытать. Приходи в себя…
И принялась звонить