жизнь, свои дети, – уныло повторил гулкоголосый, – а ты еще удивляешься, что я не могу держать себя в руках. – Он снова шмыгнул, закончил с грустью: – Хоть одним глазком взгляну.
Скрип приблизился к окну, длинная узкая тень перерезала комнату. В ту же секунду ночную тишину огласил звон бьющегося стекла, осколки посыпались на кровать Молли. Она с визгами отшвырнула одеяло и бросилась в спальню родителей. Тотошка зашелся яростным лаем.
Когда разбуженный отец выбежал на улицу, под окном никого не было. В тот день родители решили, что окно случайно разбила Молли, а про воров придумала, чтобы не наказали.
Со временем она все реже вспоминала тот случай, он стал казаться далеким смутным сном. Но теперь вновь ожил и заиграл всеми красками. Хоть грабители и общались почти шепотом, сомнений не осталось, голос был один и тот же. В голове девочки шевельнулась беспокойная мысль, уж не обманули ли ее, пытаясь вызнать, когда в доме не будет хозяев. С другой стороны, разве бывают воры такими добродушными? И какой вор станет предупреждать о своем приходе? Что-то здесь нечисто, а что именно, станет ясно лишь через три дня.
Дома Молли направилась прямиком в свою комнату, где на полке стояла мамина книга. На ходу бросила, не оборачиваясь:
– Мама, в субботу утром придет твой друг. Он очень остроумный и скорее всего вор!
Мать проводила дочь изумленным взглядом, пока за той не закрылась дверь.
Субботним утром в доме царил кавардак, семья собиралась в гости к Уилсонам. С улицы доносились проклятия отца в адрес машины. Проделать предстояло двадцать миль в одну сторону, старенькому фургону, похоже, эта затея не нравилась. Отец носился с инструментами по дому, вокруг дома. То врывался в комнаты, как порыв душного промасленного ветра, то, прихватив с кухни горячий пирожок, исчезал, оставив после себя запах выхлопных газов.
– Кто на кухонном столе оставляет грязные инструменты? – кричала мама вслед.
Сама Элли тоже без дела не сидела. Одновременно вертелась у плиты, готовя гостинцы, красилась перед зеркалом, перебирала платья в шкафу. За последние полчаса она переоделась трижды. При этом успевала прибираться в доме, возвращать на место вещи, которые со скуки Молли бросала где попало. Да и саму Молли надо было готовить.
– Молли, ты надела новое платье?
– Почти!
– Что значит почти?
– Ладно, сейчас надену.
– И выходи сразу сюда, я тебя заплету.
– Иду.
Молли вышла из комнаты с насупленным видом, неохотно оправляя складки серебряного кружевного платья.
– Дурацкое платье, мне в нем как будто десять.
– Не говори ерунды, очень красивое платье. Нет, ну посмотри, ты уже юбку измяла! Иди сюда, горе луковое.
Мать притянула Молли к зеркалу, расправила скомканную юбку. Деревянный гребешок вгрызся в спутанные волосы. Открыв рот, девочка прижала подбородок к груди, пытаясь удерживать голову на месте. У них с мамой сразу бросалось в глаза сильное сходство: обе худенькие, стройные, с пшеничного цвета волосами, у обеих в глазах прятались кусочки ясного неба. Под детской округлостью