почему-то у Диты.
– Ничего! – чем-то очень раздосадованная и раздраженная, ответила ему патронесса Звездной Академии, быстрым шагом направляясь к выходу из ангара. Следом за ней заспешил Николай Платонович. Куда же исчез обладатель неприятного жабо-свинного голоса, Александр не видел.
Сашка «просверлил» ей взглядом спину, но промолчал. Он почувствовал, как его стремительно покидают силы, словно кто-то невидимый, но могущественный развязал тесьму горловины сосуда, в котором эта сила находилась. Его ноги подогнулись, он свалился на бетон пола.
Последнее, что он услышал перед тем, как лишился чувств, были слова Павла Тарновского:
– Тащите его в нашу комнату! Одного его оставлять точно нельзя!
Глава 4
Заречнев сквозь дрему почувствовал легкое и теплое прикосновение к плечу, открыл глаза. Над ним стоял Павел и смотрел на него так, словно в кровати лежал не человек, а нечто совершенно необычное и неприятное. Например – ядовитый и мохнатый паук-птицеед….
– Что? Что случилось? – с трудом двигая челюстями, произнес Александр. – Отчего у тебя такие удивленные глаза?
– О-о! Гляди-ка, оно разговаривает! – с сарказмом сказал Тарновский, не отводя от Сашки своих безмерно удивленных глаз.
– Чё это ты обо мне – в третьем лице-то?
– Хотел бы я посмотреть на тебя, если на твоем месте оказался, например, я!
– И что бы ты сделал такого необычного на моем месте?
– Не знаю, что сделал бы я, но ты…. Ты знаешь, что ты пробыл без сознания, а затем проспал больше полутора суток?
– Нет! Как я мог бы это узнать? И вообще – как я оказался в твоей комнате?
– Мы принесли тебя сюда после того, как ты потерял сознание и без чувств свалился прямо на пол ангара! Так что мог хотя бы сказать спасибо!
– Спасибо! Что дальше?
– Дальше…. Кхм-м… А ты знаешь, что пока ты спал, ты разговаривал во сне, наверное, на двух десятках разных языков?
– Это возможно, наверное. Мне доводилось слышать разные наречия. Возможно, во сне я пытался им подражать! Да и вообще, непонятно, чем именно пичкали мое тело, когда я находился в криокапсуле. Так что, в принципе, наверное, допустить можно что угодно.
– Ну, хорошо; если можно допустить – допустим! А как ты объяснишь то, что сегодня утром, перед тем, как я разбудил тебя, ты шипел и щелкал, словно ты – раскаленная сковорода, и на тебя плеснули холодной воды?
Заречнев сел на кровати, кончиками пальцев помассировал виски. Колючки, застрявшие глубоко в черепе, начали понемногу исчезать.
– Вот что я тебе скажу! – после продолжительного внутреннего диалога с самим собой ответил Сашка. – Я, конечно, не еврей, но на твой вопрос отвечу вопросом: а тебе это зачем – знать, почему я разговариваю во сне на разных языках и шиплю под утро, словно раскаленная сковорода? Что тебе даст это знание? Ты не боишься, что информация, которую ты сейчас пытаешься добыть из меня, может быть опасной – но уже для тебя?
– Что может быть опасной в информации об языках?
– О-о!