на две волокуши и потащили к дороге.
К Киеву подъезжали уже под вечер. Бергтур, десятский, ехавший впереди, вдруг изумленно вскрикнул и показал плетью в сторону от Горы:
– Глядите!
– Это еще что? – заговорили вокруг.
– Откуда?
Прекраса вгляделась и поняла причину общего удивления. В Ратном урочище, как называли это место, поднимались дымы из оконцев и дверей всех десяти дружинных изб, выстроенных еще при Ельге. Весной, перед уходом войска, в них размещалась собранная рать, но с тех пор они стояли пустые. Перед домами собралась толпа, но вела себя довольно спокойно: никто не метался, не кричал, люди ходили туда-сюда, собрались кучками, толковали о чем-то.
– Кто это там? – Ратислав взглянул на Ингера.
– Не знаю…
Тот поморгал: ему было больно даже морщиться, глубокие царапины подсохли, но саднили. Болели ребра, очень хотелось домой и прилечь, но Ингер пересилил себя.
– А поедем поглядим!
– Давай я с парнями сперва, а ты за нами… – предложил было Ратислав.
– Что я, всю жизнь за тобой должен прятаться! – с досадой воскликнул Ингер. – Я князь или девка?
Ему уже рассказали, что это Ратислав, на пару со Стенкилем, спас ему жизнь, копьями забив медведя и спихнув с него тушу. Ингер был благодарен обоим, но это не уменьшало его досады.
– Давай, труби! – Ингер махнул рукой Огмуду.
Разнесся звук рога, давая всем знать: князь едет!
При виде подъезжающей дружины кияне расступились. Видны были ошарашенные лица мужчин, заплаканные – женщин. Раздались изумленные, испуганные крики – люди не сразу узнали Ингера с едва подсохшими ранами на лице и с повязанным на лбу платком Прекрасы. А он, приметив возле одного из домов знакомых Свенгельдовых лошадей, направил своего коня туда.
На шум подъезжающего отряда из дома вышли несколько человек. Один был Свенгельд, с довольным видом положивший руки на пояс, а второй – рослый, худощавый мужчина лет пятидесяти, с крупными чертами смуглого лица. В его черных волосах виднелось лишь несколько нитей седины, зато борода побелела почти полностью, отчего казалось, будто борода вовсе не его. Уверенные движения, прямой стан тоже говорили о силе зрелых лет. Бросался в глаза удивительный кафтан на нем – с широкими рукавами, весь целиком из шелка цвета недоспелой черники, с желтыми вытканными чудищами. Роскошное, немыслимо дорогое одеяние чудно смотрелось на травянистом пустыре перед дружинными домами.
Сначала Ингер вздрогнул, сам не поняв почему, а потом вспомнил, кто это. Перед ним стоял Радовед, младший брат Славигостя, погибшего в битве с древлянами на Рупине. И он, Радовед, весной отправился в Греческое царство вместе с Ингером и прочим войском, где и сгинул в тот ужасный день огненной битвы в Босфоре.
А теперь он снова здесь.
– Йотуна мать! – при виде Ингера Свенгельд, на миг забыв о важной новости, хлопнул себя по бедру. – Это кто ж тебя так отделал?
– Кто