что ты творишь?.. Отпусти его, отпусти немедленно! – в жутком испуге воскликнул Пикар и, точно дирижируя, по-дурацки взмахнул руками… Само собой, это не остановило Вернея и не помогло Ури.
Немец попытался вырваться, но не тут-то было: хрупкая с виду кисть художника была налита недюжинной силой, и держала Ури с цепкостью капкана:
– Nimm deine Worter zuruck, du Arschloch, oder ich bringe Sie dir mit dem Teller in den Hals! (Возьми свои слова обратно, говнюк, или я вобью их тебе глотку вместе с тарелкой).
– Ммммммм… – промычал Кунстманн, утопая в паштете, а Фриц, выйдя из ступора, вдруг истерически, по-женски взвизгнул и замахал на Вернея пухлыми ладошками:
– Хулиган! Хулиган! Lass meinen Freund gehen, Bully! (Отпусти моего друга, хулиган!)
– Черта с два! Пусть сперва извинится… тебя, белобрысая свинья, это тоже касается!
Фриц вскочил и завизжал еще громче:
– Um Hulf! Wache! (Помогите! Караул!)
К ним уже спешила охрана – невозмутимые вышибалы в элегантных костюмах и галстуках-бабочках – но тут Ури все-таки самостоятельно выкрутился из захвата. Лоб, щеки и подбородок у него были сплошь измазаны густой коричневой субстанцией, а капли инжирного соуса на манишке напоминали кровь… Ревя, как бык, которого кастрируют без наркоза, он ринулся на обидчика, метясь схватить за горло и повалить:
– Ich bringe dich um, du franzosischer idiot! (Я убью тебя, французский придурок!)
Эрнест ждал нападения и встретил атаку немца прямым ударом в челюсть:
– Это тебе за месье Марэ, скотина! – больше он ничего сделать не успел, поскольку его самого немилосердно схватили и, заломив локоть и зафиксировав запястье, потащили к выходу…
Роже, понятия не имея, что делать – поднимать с полу Ури, извиняться перед Фрицем или бежать вслед за художником, проявившим себя в полном соответствии со своей репутацией отчаянного скандалиста и забияки, бестолково метался вокруг столика… Его сомнения разрешил еще один служитель «Лидо», подоспевший к месту происшествия: тихо попросил оплатить счет за разбитую посуду и немедленно покинуть зал, а заодно добавил, что «вашего друга навечно внесут в черный список посетителей».
– Да я уже и сам понял, что приглашать его сюда на ужин было плохой идеей… – пробормотал Пикар. Он механически выполнял распоряжения служащего, и столь же механически обещал возмущенным немцам «возместить все убытки», но думал лишь о том, как пойдет вызволять Эрнеста из полицейского участка, и захочет ли художник снова встречаться с ним…
Ну кто же, черт возьми, знал, что немцы окажутся такими бесцеремонными болтунами, а Эрнест – таким горячим поклонником Марэ, что ринется в драку за его честь, с горячностью средневекового рыцаря!
ГЛАВА 4. Оммаж
Эрнеста арестовывали далеко не в первый раз. Протирать штаны и глотать пыль в полицейском участке, а то и проводить неуютные ночи в камере арестного дома ему доводилось и за нарушения общественного порядка, и за проступки посерьезнее. Несколько лет назад, в Ницце, когда он по стечению обстоятельств оказался полу-пациентом,