его скоротечному роману с художником пришел конец. А в следующее, не менее горькое мгновение он отчаянно, до слез, до кома в горле пожалел о необдуманном решении помчаться в Марн-ля-Кокетт, чтобы разбудить мэтра – и пасть к его ногам, с мольбой о спасении «паладина». Ах, если бы он только знал заранее, что эти двое знакомы, и судя по всему – более чем коротко, то с легкой душой позволил бы Вернею сесть в тюрьму! Лучше ходить на редкие свидания и носить передачи, преданно ожидая конца срока, чем спасти любовника из когтей закона – и потерять навсегда…
ГЛАВА 5. Лекарство от любви
Дерзкий солнечный луч, проникая в галереи Лувра сквозь голубовато-серые стекла, играл на щеке Эрнеста, золотил белоснежную кожу, покрытую легким пушком, заставлял зеленые глаза сиять, как изумруды, и смягчал резковатую линию губ… Не просто смягчал – делал ее настолько чувственной и притягательной, что Марэ хотелось своими губами поймать этот отблеск апрельского солнца. Он смущался этого неуместного желания, отводил взгляд, старался смотреть куда угодно, но только не на рот молодого человека, идущего рядом… но получалось плохо, из рук вон плохо.
Вот уже два часа Жан Марэ с Эрнестом Вернеем, артист с художником, бродили по Лувру, незаметно перемещаясь с этажа на этаж, из зала в зал, и разговаривали обо всем на свете, перескакивая с темы на тему с непринужденностью давних друзей. Изобразительное искусство, история Франции, предпочитаемый сорт винограда и марка вина, предстоящая работа на съемках, кино вообще, любимые фильмы, нашумевшая премьера «Крестного отца»14, путешествие в СССР (они побывали там оба, но в разные годы), рабочие забастовки и траурная демонстрация на похоронах Овернэ15 (Эрнест в ней участвовал, Марэ -нет, но причислял себя к сочувствующим) … и пряной приправой ко всему этому был постоянный, обоюдный, но тщательно завуалированный флирт. Желание витало над ними горьковатым дымком «Галуаз», холодным ароматом фиалок, сквозило в обращенных друг к другу взглядах, звучало в тембре голоса и внезапно повисающих паузах…
Лет десять назад Марэ, или Зверь, как он сам любил называть себя с легкой руки покойного Жана16, не стал бы теряться, проявил бы инициативу и позвал бы Эрнеста сперва выпить по стаканчику, а после пригласил к себе. Собственно, так он и поступил, впервые встретив Жоржа, что раз пришел к нему в гости – и остался на годы… Увы, увы и увы. Время беспощадно, у часов есть лишь одно направление – вперед, и молодость, вместе с ее самоуверенностью и задором, таяла, утекала меж пальцев.
Марэ давным-давно привык к своей славе, к восторженной любви поклонников, но и того, и другого становилось все меньше. Раньше он не мог выйти из дома, чтобы через десяток шагов не попасть в плотное кольцо стерегущих его почитателей, теперь же… его узнавали, безусловно, узнавали, но не сразу и не все. Он иронически относился к известности, не был рабом суетного тщеславия – и все же, что скрывать, немного обидно было ощущать себя угасающей звездой. Такая