из их группы отчислили такую студентку.
В результате, парни, когда она уходила из физтеха, дали ей плохую характеристику – написали, считая себя, наверное, необыкновенно остроумными, что Светке нужны нянька, кукла и ремень.
Когда Алексей Иванович, наш преподаватель физики, увидел меня, на лице у него появилось плохо скрываемое огорчение – только от одной избавился, как другая появилась нервы мотать.
Во втором семестре у нас шло электричество, по которому я всегда была слабее, чем по остальным разделам физики, но Алексей Иванович прекрасно вел занятия, объяснял все трудности и тяжелые задачки, которые были в заданиях, показывал все подводные камни – в общем, в отличие от Степанова, любившего побить студента мордой об стол, проводя занятия на высоком уровне математики, Алексей Иванович просто вел за руку по заумным лабиринтам физтеховской программы по физике.
Лекции по физике нам читал Гладун. Про него говорили, что он решительно согласился взяться за это трудное дело, когда другие, оказавшиеся более требовательными к себе, отказались. Читал он плохо. Нам преподавали на физтехе общую физику 5 семестров, два с половиной года, и ни разу нам хорошо не читали лекции по физике, так, чтобы стоило ходить, и можно было бы готовиться по конспекту к экзаменам.
Ходил на лекции он почему-то в красных носках, возможно из-за верноподданнических чувств, и девчонки с физхима каждый раз вытягивали шеи, чтобы увидеть его ноги и убедиться, что он снова в своих неизменных красных носках.
Ральф Жутковский, парень из моей новой группы, всегда опаздывал на его лекции. У Ральфа болела нога, он прихрамывал. Высокий, нескладный, огромными шагами, шумно шел он по ступеням аудитории, спускаясь поближе к лектору, долго усаживался, минут 10 слушал, а потом с грохотом вставал и такими же огромными шагами удалялся из аудитории, всем своим видом выражая полное пренебрежение и к лекции, и к тому, как воспримет его поведение Гладун, который, надо отдать ему должное, внешне как бы не придавал значения заполненности аудитории на его лекциях.
Не то было на математике и теормехе.
Не помню, кто читал нам теормех, (Коренев, сказала Ирка, она вспомнила) но внешность помню хорошо: невзрачный немолодой какой-то одновременно лысоватый и взъерошенный человечек. Читал хорошо, подробно и четко, и я с удовольствием ходила на его лекции.
Анализ нам читал по-прежнему Кудрявцев, и я старалась не пропускать его лекции, а дифференциальные уравнения читал Абрамов, читал как-то яростно, с упоением. Весь перепачкавшись мелом, он бегал вдоль доски и преобразовывал одно пространство в другое. Функцию в первом пространстве помечал одной звездочкой, преобразованную двумя звездочками, переводил в следующее пространство и помечал уже 3 звездочками, и так доходил иногда до 5 звездочек. Студенческий народ тихо посмеивался и ставил звездочки. Его курс мы сдавали летом, к экзаменам я еще вернусь, но хочу