смерти, быть может, даже удлиняло жизнь этих людей, ибо в их жизни отсутствовал основной противник – животный, не всегда осознанный страх.
Привычка думать о смерти, как о чём-то обычном, естественном, уничтожает страх. Однако эта привычка может создать некоторые даже крайности, пожалуй, ненужные в этом деле.
Мы находим примеры слишком уж спокойного и даже отчасти любовного, нежного отношения к смерти. Это уж, я бы сказал, совершенно ни к чему.
Случаи такого крайнего отношения не лишены, впрочем, комичности и хотя бы по этой причине допустимы в человеческой жизни.
Известный библиотекарь Эрмитажа конца XVIII века И. Ф. Лужков, по словам современников, с необыкновенной любовью и рвением относился ко всяким похоронным делам. Почти ежедневно он присутствовал на отпевании совершенно незнакомых ему покойников. Он бесплатно рыл могилы для бедных. До страсти любил писать эпитафии. И проводил на кладбище иной раз целые дни.
Не довольствуясь этим, он построил себе домик рядом с охтинским кладбищем. И окна его домика выходили на кладбище, как иной раз выходят в сад.
Лужкову принадлежит нижеследующая эпитафия, высеченная на плите одного его родственника:
«Паша, где ты? – Здеся. – А Ваня? – Подалее немного.
А Катя? – Осталась в суетах». Вот это отношение к жизни, как к какой-то напрасной суете, – вот это и есть та крайняя степень, какая весьма характерна для людей, слишком привыкших к мыслям о смерти. Должно быть, и в этом деле требуется некоторая осторожность и разумная мера.
Так или иначе, и сквозь эти крайности видна некая разумность в отношении к смерти – привычка относиться к ней, как к закономерному естественному концу»…
Михаил Зощенко, Повесть о разуме. «Советская Россия». Москва, 1976
Смерть – последняя станция или проходная?
Неизбежный вопрос. Кому он не известен: есть ли загробная жизнь, или со смертью всему конец? Это первоначальный вопрос человечества. Поэтому этот вопрос стоит перед каждым лично: перед тобою и передо мною. Справедливо пишет лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын в своем романе «Раковый корпус»: «Пусть каждый человек принадлежит коллективу, но умереть он должен один».
Этот вопрос стоит лично перед каждым, в особенности, когда нас мучит бессонница, и мысли роем лезут в голову. Или когда наша бурная жизнь приостановится на какое-то время через неожиданную смерть близкого нам человека. Этот вопрос сверлит наш мозг: смерть – последняя станция в нашей жизни, или она только проходная в другую жизнь, в конце концов, даже к Страшному суду, где от меня потребуют отчета за всю мою жизнь? Не является ли смерть только проходной в вечность?
«О, разгадайте мне загадку
Мучительную, вековую загадку.
Скажите мне: что значит человек?
Откуда он пришел? Куда он идет?»
Так спрашивает Генрих Гейне. Так спрашиваем ты и я. Мы должны так спрашивать, иначе мы и не можем. Потому что этот вопрос коренится в глубине нашего существа. У человека есть подсознание,