Все шло к тому, что они должны были стать подругами. А вот в оранжерее обе, не сговариваясь, примолкли.
Глассголд вдруг часто заморгала и отвернулась от экрана.
– Не надо было сюда приходить, – пробормотала она. – Давай уйдем.
– Почему? Здесь так красиво, – удивленно откликнулась женщина-планетолог. – Намного приятнее, чем глазеть на голые стены каюты, от которых скоро тошнить начнет. Так и хочется сбежать.
– А вот от этого не сбежишь, – проговорила Глассголд, указывая на экран. В это мгновение он был настроен на дальнюю перспективу, и Солнце виделось звездочкой – такой же, как остальные. Чиюань искоса посмотрела на Глассголд. Биолог тоже была невысокого роста, темноволосая, но глаза у нее были большие и синие, лицо круглое и розовое, фигурка демонстрировала склонность к полноте. Одевалась она просто – как на время работы, так и в свободное время. Не пропуская общих мероприятий, она присутствовала на них скорее как наблюдатель, чем активный участник. – Всего за пару недель, – продолжала Глассголд, – мы добрались до границ Солнечной системы. Каждый день… вернее, каждые двадцать четыре часа, поскольку такие понятия, как «день» и «ночь», для нас больше не существуют. Так вот, каждые двадцать четыре часа наша скорость возрастает на восемьсот сорок пять километров в секунду.
– Ну, такой малютке, как я, остается только радоваться, что сила тяжести вернулась к земной, – попыталась пошутить Чиюань.
– Пойми меня правильно, – пылко откликнулась Глассголд. – Я не собираюсь вопить: «Поверните обратно!» – Она попробовала пошутить: – Ведь тогда я ужасно разочарую психологов, которые меня тестировали. Похоже, – продолжала она печально, – мне нужно время… чтобы немного привыкнуть… ко всему этому.
Чиюань понимающе кивнула. Китаянка, одетая в новенькое, с иголочки, кимоно (наряды были одним из ее увлечений), была так не похожа на подругу… Она погладила руку Глассголд и попыталась успокоить ее:
– Не ты одна в таком состоянии, Эмма. Этого можно было ожидать. Сейчас многие начинают понимать – не умом, а всем своим существом, – что означает участие в таком полете.
– А ты, похоже, совсем не переживаешь.
– Нет. Стоило только Земле растаять позади – и все. Да и до этого я себя чувствовала вполне терпимо. Прощаться тяжело, верно. Но у меня есть кое-какой опыт. Привычка думать о том, что впереди.
– Мне стыдно, – пробормотала Глассголд. – Ведь я жила счастливо. Намного, наверное, счастливее тебя. Может быть, из-за этого я и стала такой чувствительной?
– Ты действительно была счастлива? – негромко спросила Чиюань.
– Ну… да. Разве нет? Ты не знаешь? Родители мои всегда преуспевали. Отец работал инженером на опреснительном заводе, мать – агрономом. В Негеве так красиво, когда зеленеют поля… там тихо, спокойно, не так жарко и людно, как в Тель-Авиве или Хайфе. Но в университете мне тоже очень нравилось. Была возможность путешествовать и всегда в замечательной компании. Я успешно