интересно», – думал Перелыгин, слушая гудки.
– Есть мысли? – спросил он, в ответ на раскатистое «у аппарата», отстраняя трубку от уха.
– Тебе для общего развития или как? – загудел голос в трубке на весь кабинет.
– Для развития.
– Не знаю. – Эти простые в общем-то слова были произнесены с какой-то рычащей интонацией. – Никто не знает, а кто знает, не скажет.
– Сам-то что думаешь?
– Ты давно пиво с крабами пил?
– Давно, – теряя интерес, промямлил Перелыгин.
– Вот и давай попьем как-нибудь, – буркнул его собеседник, и голос в трубке сменился короткими гудками.
«Конспиратор хренов, – хмыкнул Перелыгин. – Хотя… море, крабы – может быть! Очень даже может».
Но все же крабовая версия не казалась правдоподобной, он и сам не мог объяснить, почему. Не нравилась ему морская версия.
Прошлое все плотнее обступало его, как темнеющий лес, и не казалось обычной сладкой тоской по тому, чего уже нельзя повторить. Почему его так всколыхнула эта смерть? Почему в нем зрело смутное ощущение – да нет, уверенность, – что этот выстрел – роковое следствие сдвигов, задолго до сегодняшнего дня определивших ход событий на равном по площади Европе пространстве, где в тридцатые годы зарождалась новая для страны золотодобывающая отрасль.
День подкатил к вечеру. Перелыгин решил приехать домой пораньше. Машина понесла, рассекая город, словно полнокровную, привычно утвердившуюся часть бытия. Вжавшись в сиденье, он отрешенно глядел в окно, а в памяти, как во время морского отлива, вырастал островок того, другого времени, в котором он когда-то жил, удивляясь странному ощущению двух одновременно текущих разъединенных жизней. И чем глубже он погружался в ту, наполненную духом бродяжьей воли и непреложным соблюдением правил жизнь, вереницей лиц близких и любимых людей, чем яснее виделись события, проступающие как изображение на фотобумаге, брошенной в проявитель, тем лучше понимал: роковой выстрел готовился давно. И как ни пытался посеять сомнения, чувствовал – никакой ошибки быть не может. Этот выстрел из прошлого.
Глава первая
(За двадцать пять лет до убийства)
Итак, они опять вместе. Месяц назад Лида посмеялась бы, представив себя бегущей от машины к его подъезду. И Надежда, лучшая подруга, наблюдавшая за ней из такси, на другой день, расхаживая по комнате в длинном до пят цветастом халате, сочилась ехидством, изучая подозрительным взглядом – думала, все о ней знает: умная, ироничная, сдержанная, а вот на тебе – такой девичий задор.
«Пропала ты, мать. Правду, видно, говорят, что старая любовь как вино – чем старше, тем слаще, – с притворным оживлением пропела Надежда, поигрывая глазами. – Давай, признавайся, неужто так хорош? – Подплыла сзади, обняла за шею, прижавшись щекой к щеке. – Не уступишь на недельку?..»
Лида хотела поправить простынку, лежать так было стыдно. Чувствовала, что