писал сочинение. Фотограф был тогда первым из заочников, кто завалился.
– До Ивановки подвезешь? – спросил он.
– Садись.
– Свой парень, – сказал фотограф, влезая в кабину, но, когда немного проехал, вдруг спросил озабоченно: – А сколько возьмешь?
– Десятку.
Фотограф дернулся к дверце:
– Останови.
– Зачем?
– Ох ты – десятку! Другие и трояку рады.
– Ладно, сиди. Ничего я с тебя не возьму.
– Ха-ха, шутник! – радостно воскликнул фотограф, удобно устроившись на сиденье, и начал рассказывать, что, кроме сочинения, он завалил и геометрию с тригонометрией, и химию, но ему наплевать, потому что сейчас среднее образование – все равно как раньше четыре класса, и вообще на своей работе он обойдется без него. Вылезая против Ивановки, он спросил:
– Может, все же возьмешь трешницу-то?
– Вылазь.
– Как хочешь, – сказал фотограф и, поправив на бедре фотоаппарат, пошел прочь.
18
В первый же день уборки Илья Бородавка отобрал десятка два книг из тех, что поинтересней, и, связав их стопкой, вышел на дорогу ловить попутную машину. Ему повезло. Не прошло и пяти минут, как на дороге появился Гошкин «ЗИЛ-150». Илья забросил книги в кузов, где лежал большой фанерный ящик с продуктами, и они поехали.
Было жарко. Хвостатое облако пыли тянулось за идущей впереди «Волгой».
– Хорошие книжки везешь? – спросил Гошка.
– А как же! Самые зачитанные выбрал.
– А когда же ты свою книжку дашь почитать? – пошутил Гошка.
– Свою? Да вот жду, чего из Москвы ответят. У меня, Гошка, грамотности не хватает. А стихотворения я писать могу. Талант у меня к этому делу есть, это я знаю. Вот насчет прозы не скажу. Тут я не силен. Захотел я описать нашего председателя, какой он есть. Ну и пишу: «Высокий, стройный, с умным взором в глазах». А он, может, и высокий, да толстый, как беременная баба. Какая уж тут стройность. Не получается, да и все. – Илья вздохнул. – А насчет стихов – это мне раз плюнуть. Другой раз, поверишь ли, идешь – и вдруг в голову чего стукнет. Приду домой, запишу. Через пятнадцать минут стих готов. А вот грамотность – да-а. Тут мне еще надо над собой работать. Говорил я Вадиму: «Исправь ошибки, а потом деньги и все такое на двоих». – «Некогда», – говорит. Не хочет заработать, что ли? А знаешь, я сегодня стих накатал. Послушай: «Воспоминание о любви».
Стихи были длинные. Когда Илья поинтересовался Гошкиным мнением, Гошка ответил:
– Не знаю. По-моему, непонятно.
– Так это ж стихи, – снисходительно объяснил Илья.
На стане народу было полно, и все занимались разными делами: одни натягивали на колья палатку, другие копали в земле печку, третьи перетаскивали вещи.
Гурий Макарович Гальченко, которого назначили на стан бригадиром, шел с Пятницей по краю поля и недовольно размахивал руками.
– Як тут косылы – нэ поймэшь. Тут навесной жаткой, там прыцепной. Тут ни одного валка, тут три валка зразу. Абы скосыть.
Потом Павло-баптист