двору в голубом берете. Ну, а мне пришлось два года топтать незабудки на турецкой границе. Когда я вернулся, Валька уже уехал в Якутию. Он меня на полгода старше и потому демобилизовался весной. А я, демобилизованный по личной просьбе начальника заставы раньше всех, пробыл дома всего три дня и укатил в Москву. Два раза я заваливал экзамены и два года вкалывал в подмосковном городишке автослесарем на станции техобслуживания, стыдясь показаться дома без студенческого билета. И только с третьей попытки преодолел барьер конкурса и стал студентом МГУ. Пока я учился, мама писала мне, что Валька дважды приезжал со своей женой. После второго приезда он снова вернулся в Нерюнгри и как в воду канул. Даже тетке, единственной своей родственнице, не писал больше трех лет. И вот теперь объявился…
От размышлений меня оторвала Маша. Она подошла ко мне вплотную, цепко схватила своими ручками за лацканы пиджака и требовательно, с вызовом спросила:
– Что тебе не нравится в моей внешности, башибузук?
Я ответил серьезно, насколько мог, хотя с Машей это было не просто. Меня всегда смешили ее круглые из-за очков глаза, кажущиеся вечно удивленными.
– Очки, золотце. Из-за них глаза у тебя похожи на коровьи.
Маша часто заморгала, растерянно глядя на меня и чуть приоткрыв рот, обнажая жемчужные зубки. Лицо ее от возмущения пошло красными пятнами. Я не выдержал и расхохотался.
– Машенька, золотце, не надувайся! Это тебе не идет еще больше, чем очки.
Заметив, что она обиделась не на шутку, я сказал примирительным тоном:
– Ну ладно, ладно. Я пошутил. Очки у тебя просто замечательные и очень идут тебе. И вообще, ты вторая по красоте женщина в мире.
Реснички разом перестали трепетать. К комплиментам Маша была неравнодушна, как и всякая женщина. Розовые ушки ее разом насторожились, выражение возмущения на лице сменилось жгучим и неподдельным интересом.
– А кто первая?
Я на секунду задумался, вспомнив о Наташе, и вздохнул. Как-то она там сейчас? Писем не получаю больше месяца…
– Возможно, я с ней знаком, золотце.
Сокова еще больше округлила глаза.
– Как это – возможно?
Глядя на ее изумленную мордашку, я невольно улыбнулся. В своей непосредственности она была просто очаровательна.
– А вот так… Ну, мне пора, Манюня. Звенит переливчато звонок, призывая меня к исполнению долга. Я тихо войду в класс и скажу: «Здравствуйте, дети. Я пришел…».
Мягко разведя Машины руки в стороны, я подхватил из ячейки журнал 6 «А», чмокнул девушку в щеку и, оставив ее в полнейшем недоумении, направился к двери. На выходе я обернулся и с ехидной ухмылкой поддел:
– А язык у тебя все же похож на коровий.
И скорчил зверскую рожу. Маша, опомнившись, запустила в меня линейкой.
– Хам!
И тут же расхохоталась, глядя на мою гримасу. Ценю чувство юмора! Особенно в женщинах.
После уроков я отправился домой через весь город,