бэтээр в кювьет летит, в могиле остановка, Иного нет у них путьи, в руках у нас винтовка!»
– Гораздо лучше! – одобряю я. – Жаль только, что на уши тебе МТЛБ[10] наехал!
Миша, сидя на тумбе от имевшего там когда-то место быть телевизора, тихо тащится. То, что ему и надо! Он пришел не только проведать Тятю, но и отдохнуть. Ему одиноко среди ополченцев, обтесывать которых его поставили. Говорили же ему сразу: не уходи! Не послушал, хотел вернуться в свой родной Бендерский батальон. Сразу после нашего прорыва через Днестр ушел искать своих. Нашел. Но поредевший, больше суток дравшийся в окружении батальон не пополнили, обещанных бронетехники и боеприпасов не дали. И через два дня, решая непосильную задачу, Бендерский батальон потерпел поражение и при отходе был жестоко обстрелян своими.
На открытой пулям и ветрам дороге под Бендерской крепостью почти полностью полегла вторая рота, а те, кто в упор из-за массивных земляных валов расстрелял ее, потом выскочили из ворот, страшно матерились, рыдали и извинялись. Мише опять повезло: отделавшись легким ранением и сбежав из тираспольской больнички, он второй раз вернулся в Бендеры.
Над знаменитым комбатом Костенко давно сгущались тучи. Чувствовалось, что ему не простят самоуправства в ту смутную ночь на 23 июня, когда комбат выступил против исполнения убийственных приказов Управления обороны ПМР, и после гибели роты потребовал объяснений от самого президента. И Костенко Мишу обратно не взял. Видно, мудрый батька-комбат, чувствуя для себя большую угрозу, хотел спасти от опалы своих гвардейцев и офицеров, берег людей. Многие в те дни получали от него отказы. Тогда Миша прибился организовывать ополченцев. Там его заметили и выдвинули. Теперь он тоже командир, и вернуться ему мешают командирские обязанности.
А наш взвод почти как студотряд. Чуть не половина с высшим или неоконченным высшим образованием. Оттого и разговоры часто заумные. Прямо как в кинофильмах про Белое движение и душевные муки офицерства. Если сравнить – на самом деле чем-то похоже. Националисты объявили себя революционерами – значит, мы, защищающие старый мир, – контрики. Вполне схиляем за деникинскую Добровольческую армию с ее страданиями за Святую Русь. Кого послушать и что послушать – у нас есть всегда!
Тятя довольно жмурится. Дунаев улыбается и гыкает, опасаясь смеяться громче всех. Затем, улучив момент, он спрашивает меня:
– Товарищ лейтенант, а вы на «Дружбе» тоже в деле были?
Нехотя отвечаю:
– Был.
– Сколько там румын убили?
– Не знаю, не много, несколько… – Видя его разочарование, поспешно добавляю: – Ну, десяток, может быть. И сами чуть богу души не отдали.
– Так почему же столько говорят об этом бое?
– О каком? О последнем? У «Дружбы» ведь несколько боев было. Из рук в руки переходил кинотеатр. Позиция там у них была сильная и хорошо прикрытая. Сидели у нас как кость в горле и наступать оттуда пытались. Еле выперли их оттуда, и то не силой, а хитростью. Вот об этом результате