восемь мулей, не считая тех, которых потом прибили минометчики и Гриншпун из своего «Мулинекса». И далее все такое в том же духе.
Не объяснить ему, что ни радости, ни гордости я за это не испытываю. Что на бэтээр меня погнали не кураж, а боль и гнев. Что уж лучше бы все эти, дохлые теперь, мули сидели по домам, копали огороды, тискали своих жен и девок да укачивали детей. Тогда были бы живы Ваня и Крава. Женам и детям погибших врагов тоже не объяснишь, что их мужья и папаши сделали подлость, устроив засаду на приднестровскую разведгруппу на участке договоренного с их соседями-опоновцами перемирия. Для них они подло убиты жестокими сепаратистами. И вполне возможно, что два-три осиротевших пацаненка, крича от этой своей боли, напичканные националистической дурью, возьмут в свои лапки оружие и кинутся с ним на нас. Круговорот боли, лжи и зла в военной природе. Так он крутит-молотит это кровавое колесо, и выхода из него, легкого и простого, нет. Нельзя бросить оружие, потому что придут со своими дурью и злом мули. Нельзя слегка, только защищаясь, бить их, потому что каждый вольготно чувствующий себя, вкусивший крови националист-недобиток будет продолжать сеять ложь и подстрекать к погромам и войне.
Националистов надо бить беспощадно, пока дикий ужас не заставит их остатки бежать и снова спрятать свое скотское мурло под маски улыбчивых лиц простых честных людей, под которыми они сидели, ожидая своего звериного часа. Тогда они никого больше из молдавских сел Правобережья не смогут угрозами и ложью призвать, заманить на эту войну, затеянную для того, чтобы превратить Молдавию в румынскую провинцию. Да и у нас в решительном бою жертв будет меньше, чем за месяцы бессильного сидения в обороне. Бить и наступать! Восторгаться здесь нечем! Надо быстро эту войну кончать, если только еще получится! Мы воюем за мулиный страх, а не за свой гусарский флер. Вот этого-то Дунаев, напичканный книжками и фильмецами о прелестях доблестного пиф-пафа, не понимает. Почти как я сорок дней назад. Ну и черт с ним. Точно так же, как на меня, он смотрит на трофейный Федин автомат с рукояткой под цевьем.
– Чей тост? Миша, ты вроде инициатор…
– А ты виночерпий!
– Так я и знал! Все вы, негодяи, больше любите пить, чем говорить. Кроме командира, разумеется…
– Я, как старший по званию, сам определяю, кому говорить! – рявкает Паша. – Замкомвзвод, продолжайте выполнять свои обязанности. Тост!
– Я буду краток. Друзья! Обратите внимание, как называется этот старый, добрый коньяк, долго зревший в мирных еще погребах Молдавии. В самом его названии – путь к миру и порядку кратчайшим путем. За победу!
Выпили. Нектар и амброзия! Балдеж! Закусывать не надо и не хочется.
– Гип-гип ура! – восклицает Семзенис.
– Миша, я лично и мы все тебе благодарны, но как ты решился ограбить свое подразделение на хороший коньяк? – обнюхивая продолжающую благоухать рюмку, спрашиваю я.
– С них не убудет! У меня там такие любители, что им без разницы, как и в каком виде вовнутрь