продолжила Вера Алексеевна. – Хозяйством занялась, управляющего сменила, маслозаводик построила – в общем, не стала имение продавать, как поначалу хотела. А потом с Северским лямур начался! Кто бы мог подумать? Всегда гаремом обходился, о женитьбе и не помышлял!
Терлецкий, уже навострившийся переводить тихо, быстро и почти дословно, снова запнулся. Тоннер снова пришел на помощь, объяснив, что помещики, словно восточные султаны, понравившихся крестьянок держат взаперти и используют как наложниц. Когда девушка надоедает, ее выдают замуж за какого-нибудь холопа. Заодно и исторический анекдотец рассказал: в 1812 году один помещик при сборе средств на ополчение пытался пожертвовать свой гарем. В порыве патриотизма рухнул на колени перед императором и закричал: «Всех забирай, батюшка! И Машку, и Глашку, и даже Парашку. Никого не жалко».
Роос с завистью посмотрел на Растоцкого.
– Нет! Люсенька одну меня любит. Ему гарем ни к чему, – перехватив взгляд, пояснила жена. – Опять меня перебили! Обходился Северский гаремом, девок исключительно молодых пользовал, не старше шестнадцати. И ни к кому не сватался.
– Это все матушка его, Анна Михайловна! – вновь встряла Суховская. – Карга еще та! Ни с кем здесь не дружит, от всех нос воротит. Мол, они князья, мы им не ровня. И Василию Васильевичу жениться не позволяла, кровь портить.
– Все княгини спесивы, – подтвердила Растоцкая. – Кусманской шестой десяток пошел, так старой девой и помрет! Жениха под стать так и не нашла!
– А почему за Северского не вышла? – удивился Терлецкий.
– Для нее и он недостаточно породист, – пояснила Растоцкая. – Долго перебивать-то будете? Дружила Анна Михайловна Северская только со своей сестрой Марией, она с сыном у них в имении проживала, но пару лет назад померла. Оттого Анне Михайловне стало скучно, и завела она себе компаньонку.
– Поболтать-то даже княгиням хочется, – быстро вставила Суховская.
– Выписала откуда-то дальнюю родственницу, Анастасию. Девица лет двадцати. Не знаю, о чем старая перечница собиралась с ней болтать, но Василий Васильевич общий язык с девушкой нашел быстро. Уж больно красивая…
– Как кобыла сивая, – снова вставила словечко Суховская.
– Гаремчик свой князь прикрыл, думали, к свадьбе дело идет.
– А как же его мамаша? – спросил у Растоцкой Федор Максимович. – Компаньонка что, княгиней оказалась?
– Нет! Просто Анна Михайловна из-за старости соображать перестала. Хоть и доктор при ней круглосуточно, и лекарствами ее пичкают, а и двух слов теперь связать не может. Опять меня сбили!
– Думали, Василий Васильевич с Настей поженятся, – напомнил нить разговора заботливый муж.
– Вот-вот! А он взял и охладел к ней! К Лизавете начал с цветочками ездить. Потом, вижу, вместе на лошадях прогуливаются, по пруду на лодочках катаются! А затем и руку с сердцем предложил.
– Чему ты, Вера, удивляешься? – пожала плечами Суховская. – Настя, хоть и благородна, – голь перекатная.
– Да, –