скорее это чертово ведро! – завопила трактирщица. Едва слова сорвались с ее уст, как сзади подбежал толстоплечий мужчина с сальным, вспотевшим лицом. В обеих руках он держал по ведру. – Давно пора, – сказала трактирщица, выхватила у него ведро и выплеснула содержимое в кучу малу.
На мгновение сцена словно замерла, напоминая картинку, – застыли на полдороге сжатые кулаки, с которых капает вода, губы злобно кривятся, зубы оскалены. Затем чья-то глотка извергла очередное грязное ругательство, и кулаки вонзились в плоть. Кто-то ревел, как раненый лев, но послышался удар, звук бьющегося стекла, и дикий рев резко оборвался.
– Вам бы лучше бежать отсюда, юный сэр, – оглянувшись, посоветовала трактирщица и выплеснула в гущу схватки второе ведро.
– Точно, – сказала Эмили, схватила саквояж и, спотыкаясь, попятилась. Она уже заняла комнату наверху, хотя не знала точно, где ее искать; зато точно знала, что тут есть второй этаж, убежище, где можно укрыться от драки, которая, похоже, не только не ослабевала, но, наоборот, усиливалась. Из соседнего зала прибежали еще двое – глаза дикие, с губ срывается слюна, и с энтузиазмом ввязались в потасовку.
Эмили сделала еще шажок назад, кинув последний тоскливый взгляд на цыпленка. Она едва успела откусить от него, а ведь это первая ее трапеза после поспешного ленча (сандвич с сыром и чашка слабого чая) в привокзальном кафе в Дерби, где она дожидалась очередного поезда в своем намеренно бессистемном маршруте. Ей даже в голову не пришло захватить с собой какой-нибудь еды. Что делают принцессы? Еда просто появляется перед ними через определенные промежутки времени, даже во время бегства с континента. Ее приносит тот или другой преданный слуга. (Особенно ловко добывал еду Ганс.) А этот цыпленок, жалкий и жесткий, бледный, покрытый застывшим жиром, был до самого утра ее единственной возможностью подкрепиться. Оторванная ножка лежала на краю тарелки, причиняя Эмили невыразимые муки.
Где-то в глубине сознания мисс Динглеби говорила что-то строгое, что-то насчет достоинства, этикета и внешних приличий, но сосущее чувство голода победило интеллект. Эмили поднырнула под летящую вилку, вытянула изящную белую руку, схватила куриную ножку и сунула ее в карман.
Затем резко повернулась и замешкалась на какую-то долю секунды.
– Я тебя достал, чертов маленький су… – заорал кто-то из дерущихся, но крик тут же оборвался под энергичный всплеск воды.
Эмили повернулась обратно, поставила саквояж и начала выкручивать у цыпленка вторую ножку. Кожа скользила под рукой, Эмили схватила нож и отпилила косточку.
На тарелку плюхнулась полукрона, в лужу застывшего жира прямо рядом с куриной ножкой.
– Ой! – завопил кто-то.
Эмили подняла глаза. К ней, вытянув руки, бежал какой-то мужчина, из носа у него хлестала кровь. Эмили схватила ножку, бросила монету и отскочила за стул.
– Что это у тебя тут? О!
На плечо опустилась тяжелая рука, рывком повернув Эмили. Она с трудом удержалась, чтобы не ахнуть от отвращения, – у него изо рта воняло какой-то гнилью,