из Конго. Он собирался еще год провести в Африке, а потом вернуться в Рим. Брат начинал занятия в Папском Грегорианском университете, готовясь к посвящению в сан.
Отец вздохнул, сидя с Элизой в библиотеке:
– С другой стороны, мои родители тоже праведную жизнь вели. Подобное у нас в крови, наверное. Виллем станет епископом, кардиналом… – отец не закончил. Элиза подумала:
– Нельзя загадывать, но всякое случается. Кардиналом, а потом… – письма от брата приходили два раза в месяц. Виллем не признался, что заставило его принять обеты, но Элиза видела, что мать просто радуется, получая весточки от мальчика, как называла его баронесса.
Мать гуляла в саду, ходила к мессе и возилась с внучкой. Дедушка и бабушка хлопотали над Маргаритой, не спуская ее с рук. Гамен спал в детской, у кроватки с гербами, где лежали и Виллем и сама Элиза. Маргарита сразу полюбила собаку. В Мон-Сен-Мартене девочка начала садиться и ползать. Элиза смеялась, сидя на персидском ковре. Дочь пыталась догнать шипперке, Гамен лизал ее в щеку. Они иногда засыпали вместе, на полу.
О таком она, разумеется, мужу не упомянула. Давид считал, что собаке не место в спальне. Он долго перечислял Элизе названия паразитов, живущих на домашних животных. Муж даже показал ей картинки червей, в медицинском учебнике. Элиза и сама, украдкой, ложилась на ковер. Она дремала, вдыхая, сладкий, молочный запах девочки. Черные кудряшки Маргариты смешивались с густой шерстью шипперке.
В первый вечер в Харбине Элиза встретила мужа вычищенной квартирой, накрахмаленными рубашками, жареной уткой и миндальным тортом.
Давид разрешил ей выпить немного вина:
– Маргарита будет крепче спать… – заметил он, – я тебя долго не видел… – Элиза едва слышно стонала, обнимая мужа:
– Господи, я тоже скучала. Спасибо, спасибо Тебе, что мы опять вместе… – Давид устроил ее голову на своем крепком плече:
– Отдохни немного, и продолжим. Я сказал… – рука поползла вниз, – я скучал, моя хорошая. Я ожидаю завтрак, – Давид прижал ее к себе, – как обычно, в семь утра, в постель. Ты не забыла, что мне нравится? – он улегся на спину, закинув руки за голову. Золотистые, распущенные волосы, с шорохом упали на кровать, Элиза наклонилась над ним.
– Не забыла, – довольно сказал профессор Кардозо:
– К осени отлучишь Маргариту… – он закрыл глаза, – надо заняться вторым ребенком… – жена мотала головой, шепча что-то неразборчивое. Кровать поскрипывала:
– Хорошо, что она против предохранения, – Давид, незаметно, усмехнулся, – сейчас она вряд ли забеременеет, она кормит. Осенью я постараюсь… – профессор Кардозо понял, что шурин очень удачно подался в монахи. Теперь все состояние де ла Марков отходило детям Элизы:
– То есть моим детям… – жена сдавленно кричала, кусая губы, – но Маргарита девочка, а близнецам дядя Виллем ничего не оставит. Они ему не внуки, они евреи. Нужен мальчик… – Давид тяжело задышал, – обещаю, буд