Жена Мехмета приходится ему двоюродной сестрой, толстая такая деваха. Мехмет рассказывал, что ему начали нравиться мальчики лет с пятнадцати, но представь, если бы он признался в этом своему отцу. Тем более что он работает в семейной прачечной, которую старик держит на Хайнрих-Хайне-штрассе…
– Осмелюсь предположить, что ты не там познакомился с Мехметом?
– О, Томми-бой, ты демонстрируешь чудеса дедукции. Нет, я познакомился с Мехметом при куда более романтических обстоятельствах… в туалете на станции «Зоопарк». Это известное место съема для тех, кто ищет «ту любовь, что о себе молчит»[23].
– Так ты нашел своего Оскара Уайльда.
– Я – ирландский протестант-гомосексуалист. И да, я нашел своего Оскара Уайльда. Мы с Мехметом разбудили тебя сегодня утром?
– Угадал.
– И ты был в шоке?
– Не забывай, что я из Нью-Йорка.
– Ах да, мудрый американец – даже при том, что это звучит как оксюморон. Что ж, тебе придется привыкнуть к присутствию Мехмета, поскольку мы встречаемся три раза в неделю. Обычно по утрам. И уходит он ровно через полтора часа. В другое время он приходить не может, это вызовет подозрения у его всезнающей фашистско-исламской семьи. В любом случае, меня такой график устраивает. Мы с Мехметом получаем друг от друга все, что нам нужно, в рамках установленных границ. Так что никакого шума и волнений.
– Кстати, о шуме… нам необходимо поговорить о музыке…
– Какой еще музыке?
– О музыке, которая орала вчера ночью.
– Тебе не нравится мой вкус?
– Мне не нравится, когда меня будят в два часа ночи.
– Боюсь, что огорчу тебя. Самая плодотворная работа у меня с полуночи до четырех утра. А рисовать без громкой музыки я не могу. Так что…
– Когда мы обсуждали это, ты поклялся, что никакой музыки не будет, если я заселюсь.
Он потянулся за сигаретой и закурил.
– Я солгал, – наконец произнес он.
– Очевидно. Но все дело в том, что я не могу заснуть, когда орет музыка.
– В таком случае измени свои привычки. Работай по ночам, как я.
– Это не ответ.
– Ты ждешь от меня другого?
– Я хочу получить обратно мои семьсот марок.
– Они уже потрачены. У меня долги, знаешь ли. И теперь…
– Теперь ты должен выполнять свою часть сделки.
– Я ничего никому не должен, Томми-бой.
– Ошибаешься.
– Что, будешь судиться со мной, америкашка? Как это у вас там принято: «С вами свяжется мой адвокат»…и все такое…
Фразу про адвоката он произнес с мерзким американским акцентом, как это делают бритты, когда хотят унизить нас, колонистов. Я по-настоящему разозлился. Но у меня такая особенность – я никогда не выплескиваю злость наружу, а вместо этого затихаю и втайне начинаю строить козни.
– Мы договаривались, – произнес я голосом чуть громче шепота, – что никакой музыки не будет, когда я здесь.
Призываю тебя держать слово. – Затем развернулся и вышел из квартиры.
Выйдя