год послушников – кот наплакал. Скоро не деревни, города целые сжирать начнут, и что ты скажешь тем, кто выживет? Что под старость стала жалостлива и милосердна?
– Не скажу, – спокойно отозвалась колдунья. – Бесталанные дураки делу не помогут. Мы теперь самых сильных отбирать должны! Вон, как Майрико нашла. Что за слабость у вас тащить в Цитадель боевое мясо, которое поляжет, едва за стены выйдет без защиты ратоборца!
– И что ты предлагаешь? – вскинулся Ихтор. – Пять лет – и ни одного креффа. Посмотри, Клесх из всех – последний. И самый молодой! Раньше не допускали в креффат таких зеленых, а он начал учить с двадцати весен. Сейчас ему двадцать восемь, то есть по-хорошему он должен был бы начать заниматься наставничеством только через семь лет. А он уже выпустил несколько поколений ратников! Нам нужны все, даже те, в ком Дар едва теплится!
– Я не согласен, – подал голос Клесх. – Какой смысл тащить сюда десятки дурней, если их все одно некому учить и если они сгибнут без толку и пользы?
Целитель повернулся к обережнику:
– Если их сюда не тащить, очень скоро мы останемся тут в одиночестве. А люди за стенами – без защиты.
– Ладно, будет уже вам. Раскудахтались, спасители мира, – досадливо поморщилась Бьерга. – Что ни говори, Нэд, но надо шевелиться. Если и дальше так пойдет, лет через семь из Цитадели не выйдет ни одного опоясанного, только каменоломни мертвечиной завалим.
Креффы замолчали. Колдунья была права, а с правотой сложно спорить, особенно когда ты ее признаешь и понимаешь. С каждым годом все меньше удавалось отыскать детей с сильным Даром, как будто прогорел костер той Силы, что питала людские души. Словно захватили остывающее кострище мертвяки и тянули теперь жадные лапищи к тому, что должно принадлежать живым людям.
От слов креффов у Нэда заныло сердце. Прошлый год всего четыре полные тройки вышли из стен Цитадели, да еще пять не самых сильных ратников и два колдуна. Зато новых Гнезд появилось – не сосчитать!
А что самое страшное, есть среди Ходящих такие, о каких если народ узнает, на вилы всех обережников поднимет, что недоглядели и замолчали. И как теперь сказать простому люду то, что креффы даже выученикам до поры не говорят? Как бороться с напастью, которую Осененные сами же и проглядели?
Муторно стало на душе смотрителя и совестно, что завтра суровую науку начнут постигать те, кто в былые годы так и остались бы в отчем доме. Но в сотни раз будет хуже, если наставники начнут жалеть послушников. Вот тогда точно некому станет держать в страхе Ходящих. Пусть хоть слабые сражаются, чем совсем под нечисть лечь и обречь людской род на посмертные страдания. А про тайну… про тайну молчать надо. Молчать и думать, как выпутаться. Иначе не миновать смуты.
Коротким взмахом руки Нэд отпустил креффов. Первым не спеша направился прочь наставник Тамира. Он уже поднял руку, чтобы взяться за дверную ручку, когда в спину раздалось:
– Ответь-ка мне, голубь сизокрылый, отчего это почти у стен Цитадели погост поднялся, а? Поведай дуре старой, чему ты своих щеглов учишь, что покойники чуть ли не среди белого дня