него. Я себе лучше найду. Ты только не бойся ничего! Поняла? Я выучусь, четыре года всего осталось. И вернусь. Мы с вами так заживем, что Мирута этот все локти до плеч сгрызет. Ты не горюй только. У нас хорошо тут все. И кормят на зависть. А отощала, так это оттого, что нам не только ум трудят, но и тело. Я сейчас быстрее любого парня и по силе не уступлю.
Она говорила, захлебываясь словами, стискивая мать в объятиях, а та глотала беззвучные слезы, украдкой смахивая их с лица. Хранители пресветлые, нашла чем хвалиться – сильнее и быстрее парня… Да провались она пропадом, Цитадель эта!
– Деточка, мне уж ехать надо, обоз-то сегодня назад поворачивает, не ночуем мы. Обережник немалой платы требует, еще на день да ночь его нанимать никаких денег не хватит, сейчас, вон, Вортило прикупит оберегов у тутошних, и поедем мы.
У дочери жалко вытянулось лицо. Она была уверена, что мать хотя бы переночует в Цитадели…
Наскоро расцеловавшись, отправились к воротам. Старшая Остриковна по пути все пыталась показать, что совсем успокоилась, задавала какие-то вопросы, да только все невпопад, а глаза влажно блестели. Друг от друга родственниц отвлекла чужая беда.
– Да где же видано такое? – запричитал рядом незнакомый голос. – Третий раз приезжаю! Не острог же здесь! С сыном не увидеться…
Лесана обернулась. Невысокая сухонькая женщина в летах вытирала глаза уголком платка. Рядом с просительницей стоял совершенно равнодушный к ее горю Донатос.
– Все с вашим увальнем в порядке. Жив. Известили бы, коль помер. Нет его в Цитадели нынче. Выученики сиднем не сидят. Они в четырех стенах редко бывают. Езжай, нечего тут рыдать. Не схоронили еще никого.
И, отвернувшись от безутешной матери, крефф ушел.
Лесана смотрела на всхлипывающую женщину и видела что-то смутно знакомое в ее чертах. Россыпь веснушек, темные глаза…
– Вы к Тамиру приехали? – вдруг догадалась девушка.
Женщина встрепенулась:
– К нему!
– Все хорошо у сына вашего, а хотите, я ему весточку передам?
Обрадованная мать часто-часто закивала и протянула девушке подорожную суму с гостинцами.
– Не хворает он? Ему студиться нельзя, с детства лихоманками мается, я там поддевку вязаную положила…
Она бы еще что-то рассказала, но в этот миг раздалось резкое:
– Но-о-о… Родимыя-а-а!
И две женщины, объединенные Цитаделью, как общим горем, заспешили к повозкам. Обоз медленно, словно нехотя, тронулся. Лесана стояла в воротах, не в силах отвести взгляд от сжавшейся в уголке телеги фигуры в дорожной свитке.
Мимо процокала лошадь. Девушка вскинула голову. Ратник. Молодой парень со сломанным носом на миг придержал коня.
– Сопли подбери, не то поскользнемся, – посоветовал он. И добавил, смягчившись: – Довезу. Не впервой.
– Мира в пути.
– Мира.
Но девушка еще долго смотрела в спины уезжающим.
Прижимая к груди Тамировы гостинцы,