родителями в детстве, будучи пионером и комсомольцем, креста, конечно, не носил, в девяностые тоже не поддался на моду новых русских на цепи с палец толщиной и кресты весом в полкило (Седов вообще не любил цепочек), однако, получив в подарок на очередной юбилей от тогда еще живых родителей серебряный крестик, все же носил его на простом капроновом шнурке. «А какие крестики были у ребят? – задумался на секунду Николай Федорович – какие-то точно были, но вроде дерево».
Благодарственно кивнув Егору и одевшись, Седов вернулся в горницу. Там уже был подвинут ближе к центру стол, на нем появилась скатерть из беленого полотна, тоже с вышивкой, стоял небольшой противень или большая местная сковорода с чем-то жареным, горшок, судя по запаху, с ухой, капуста, нарезанный крупными ломтями хлеб, копчености, еще какие-то овощи и другие блюда. Посуда была частью керамической, частью деревянной, и только во главе стола, где сидел князь, стоял серебряный прибор, видимо, взятый запасливым Федором. Пока Николай Федорович пристраивался на ближайшее свободное место, брал свободную глиняную тарелку да простую деревянную ложку, из стоящей с краю стола отдельной миски, откуда-то из глубин дома вышел Никодимыч, держа в руках глиняный кувшин, литра так на три, на четыре. Сев по правую руку от князя, он стал возиться с какой-то сложной пробкой. Тем временем из сеней вернулся Егор и, поставив светильник с их края стола, занял место напротив Седова, где уже сидел Гридя. Старик справился с пробкой и стал разливать какой-то светлый напиток в серебряный кубок князя и почти такой же формы, но простые деревянные, стоявшие кучкой около него. Перекрывая запахи прочей еды, по комнате поплыл тонкий аромат меда. По мере наполнения, кубки передавались вдоль стола, и до Николая Федоровича с Егором тоже дошли два. Небольшие, около стакана объемом, кубки были наполнены примерно на половину, и Седов, которому совершенно не хотелось напиваться, несколько успокоился. Да и запах от напитка был не крепкий, пахло медом и летом. «Видимо, медовуха, на травах» – подумал Николай Федорович, решив, однако, все равно не налегать.
Тут Никодимыч поднялся со своей посудиной и торжественно произнес:
–Хоть и не в добрые для вас времена привела тебя дорога в мой дом, княже, хоть и не смогу я собрать пир честной, как оно положено, но ныне и завсегда рад я, что в дому моем гость дорогой, гость желанный! За тебя, княже, пусть сопутствует тебе удача в нелегком деле твоем! Здрав будь на многия лета!
За время произнесения тоста все поднялись и так же потянулись кубками к Никодимычу и князю. С учетом того, что народа было немного, всем удалось дотянуться и легонько стукнуться о княжеское серебро, хотя видно было, что Егор отчаянно робеет. Пили все до дна, и Седов, немного притормозивший, все же допил напиток тоже. Это действительно оказалась медовуха, но с глубоким, надолго остающимся в рту вкусом. Все принялись за закуски, жареное куриное мясо из противня, капусту и другой овощ, оказавшийся тушеной репой. Кушанья брали руками,