не высказывал предположений, что в них можно хранить пингвинов.
Постепенно сундуки, воспоминания и пингвины стали неразличимыми, белыми и нечеткими, затем слились со стенами, тоже белыми и нечеткими, и в конце концов превратились в стены – белые… или скорее желтоватого или зеленоватого оттенка, – заключившие Кейт в маленькой комнате.
В комнате царил полумрак. Лампа на прикроватной тумбочке горела, но не ярко, свет уличного фонаря пробивался сквозь серые занавески, отчего на противоположной стене плясали тени. Постепенно Кейт различила неясные очертания собственного тела под белой простыней с отогнутым краем и светлыми шерстяными одеялами. Встревоженная, она некоторое время разглядывала себя, проверяя, все ли на месте, прежде чем попробовать шевельнуться. Сперва она подвигала правой рукой, та оказалась в порядке, хотя немного затекла и болела. Тем не менее все пальцы работали, имели положенную им длину и толщину и сгибались в нужных местах и направлениях.
Не сразу обнаружив левую руку, Кейт слегка запаниковала, но затем увидела, что рука лежит на животе и почему-то ноет. Пару секунд она прислушивалась к себе, сопоставляя довольно неприятные ощущения, пока не догадалась, что под повязкой в руке торчит игла. Это ее потрясло. Из иглы змеей вилась тонкая прозрачная трубочка, поблескивающая в свете уличного фонаря. Описав плавную петлю, она соединялась с пухлым полиэтиленовым пакетом, свисающим с высокого металлического штатива. При виде этого сооружения Кейт на мгновение объял страх, однако, разглядев на пакете слова «Раствор хлорида натрия с глюкозой», она заставила себя успокоиться и спустя несколько минут возобновила исследования.
Грудная клетка и ребра хоть и ныли, но все же были невредимы. А острой боли, чтобы заподозрить перелом, не ощущалось нигде. Кейт напрягла правую икроножную мышцу, затем левую – возможно, левая лодыжка вывихнута.
Иными словами, она уверила себя: с ней все в порядке. Тогда что она делает в этом месте – в больнице, судя по мерзкому цвету стен?
Она резко села в постели, и тут же ненадолго вернулись веселые пингвины.
Придя в чувство, Кейт решила проявлять к себе больше заботы и лежала спокойно, ощущая легкую тошноту.
Она попыталась очень осторожно прощупать память и вспомнить, что произошло. Воспоминания, темные и крапчатые, хлынули крутыми масляными волнами, как воды Северного моря. В волнах тут и там всплывали какие-то комья, медленно складываясь в колыхающийся аэропорт, мрачный и давящий на виски, а в самой его середине, пульсируя как мигрень, возник шикарный огненный шар.
Кейт вдруг отчетливо поняла, что в зал регистрации второго терминала аэропорта Хитроу попал метеорит. На фоне пламени проступил силуэт великана в шубе, который, должно быть, принял на себя основную мощь удара и мгновенно превратился в облако атомов, беспрепятственно разлетевшихся в разные стороны. От этой мысли Кейт пришла в ужас. Он вел себя заносчиво и нагло, но каким-то